Иначе жить не стоит

Он уже лежал на холодящем кожаном диване в чужом кабинете, уже засыпал — и вдруг подскочил, растревоженный мыслью-воспоминанием. Когда-то давно — целых три месяца назад! — он жаждал личной победы и славы. Он схватился за проект подземной газификации как за кратчайший путь к самоутверждению, был во власти честолюбивых надежд… Что же случилось с ним потом, когда началась разработка проекта? Честолюбивые мечты испарились, он даже не вспомнил о них. Он, не задумываясь, привлек Сашу и Липатушку. Потом Троицкого и студентов. Ему даже в голову не приходило, что он дробит и дробит свою славу, свой успех. И это — правильно? Так и должно быть? Теперь он мечтает об успехе их общего проекта. Об успехе самого дела. Да, но все эти Вадецкие засуетились вокруг того же дела, протаскивают свое… Может быть, Вадецкий уже всунул в свой проект самое главное из чужого проекта, полученного на отзыв? Недаром их не пустили на заседание экспертов! Рачко намекнул, что у Вадецкого — перепевы метода Катенина. «У одного труба справа, у другого слева». Метод Катенина… Что это такое? Уже готовится опыт на Алексеевне. Там предварительно дробят уголь. Но если опыт даст блестящие результаты? Для дела все равно, чья мысль… Подземная газификация начнет развиваться по методу Катенина, а не по методу Светова, Мордвинова и других. Как же тогда?

Вопрос был прямой, не обойдешь. И ответа не было. Но стало холодно до оцепенения.

Рачко сказал: «Садитесь, ребята!» — и плотно закрыл дверь.

Они сели в ряд перед его столом. Саша был еще блаженный: он только что успешно сдал самый тяжелый для него экзамен — аналитическую геометрию, дифференциальное и интегральное исчисление. Диамат он сдал в первые дни, оставалась физическая химия, в которой он чувствовал себя уверенней всего. Товарищи вызвали его в Углегаз, чтобы с его помощью «нажать» и добиться обсуждения. Он был спокойнее всех, муки ожидания прошли мимо него.

— Так вот, — сказал Рачко, стоя перед ними, — откровенность лучше умолчаний. Два наших эксперта дали отрицательные отзывы на ваш проект. Вадецкий считает его вздором. Цильштейн исключает возможность газификации без предварительного дробления угля. Он не написал, что ваш проект — вздор, но, в общем, одно к одному.

— Как же можно отрицать, когда наш метод подтвержден опытами? — удивленно возразил Саша.

— Я не специалист, — грустно сказал Рачко. — Но через меня проходят все проекты. Кое в чем я поднаторел за это время. Ваш проект меня убедил. — Он сцепил пальцы и уперся в них подбородком, стоя в позе задумчивой и энергичной. — Все остальные проекты так или иначе копируют обычный газогенератор — дробить и шуровать! Дробить и шуровать! Ваш проект откидывает обычную схему и создает условия для химического процесса. Это принципиальное отличие. И как будто правильное. Я пробовал доказать это в нашем учреждении…

Он не рассказал, чем кончилась его попытка, и продолжал рассуждать вслух, взвешивая и отбирая слова: — Может быть, специалисту труднее расстаться с укоренившимися понятиями, чем такому невежде, как я, у которого ничто не укоренилось. Надо учитывать и психологический фактор. Все поверили в Катенина и с нетерпением ждут пуска опытной установки. До окончания катенинского опыта никому не охота браться за другой. А потом…

— Авторов многовато стало? — подсказал Липатов.

— Многовато! — согласился Рачко. — Это бы неплохо, но, когда авторами торопятся стать члены комиссии и главные эксперты, — тяжеленько! Не буду скрывать — профессор Вадецкий сварганил свой проект вместе с нашим главинжем Колокольниковым. Тянули в соавторы и Олесова, для которого Вадецкий — бог, но Олесов — мужик честный и на такое дело не пошел.

— Какая же может быть объективность оценки! — вскричал Палька. — Это же…

— Погоди, — остановил его Липатов.

Рачко все еще стоял, уперев подбородок в сцепленные пальцы, и слегка покачивался вперед-назад, вперед-назад. В ярком дневном свете стало заметно, как много у него седых волос.

— По счастью, я еще и секретарь партийной организации, — сказал он и улыбнулся. — Где по должности не могу, там по-партийному удается. И отпор корыстным стремлениям мы даем. Да ведь поди докажи, где — корысть, а где — здоровая инициатива!.. А в общем, ребята, духу не теряйте. Чувствуете себя правыми — боритесь!

— Что вы нам советуете? — доверчиво спросил Саша. — Хотелось бы ускорить всю процедуру.

— Процедуру! — Рачко усмехнулся и расцепил руки, чтобы взяться за телефонную книжечку. — Вот вам телефоны: Стадник Арсений Львович… Бурмин Петр Власович… Запишите номера.

Все трое записали.

— Звоните им, пробивайтесь в наркомат, требуйте приема именем своего института. Это простейший путь. Вам сейчас важно добиться одного — чтобы из наркомата был звонок: мол, давайте обсуждайте поскорей, поскольку есть разногласия.

— Но если оба отзыва отрицательные…

— А у меня есть третий, — с ребячливой радостью сообщил Рачко. — Весьма авторитетный. Профессора Русаковского!

Палька густо покраснел. И услыхал гулкое биение собственного сердца.