Иначе жить не стоит. Часть третья

Недоброжелательно следил за Катериной — ишь как похорошела и повеселела! Щеки горят, глаза горят, голос какой-то особый, со звоночками. Обновки шьет одну за другой… И что нашла в нем? Веки как тряпки, нависают на глаза. Закуривает — руки прыгают. Концы пальцев желты от табака. И весь пропах табачищем. Резкий, неуравновешенный, чуть что — кричит. На Катерину смотрит как кот на сало. Надо думать, женщин у него было видимо-невидимо…

Ничего плохого о нем не скажешь — ну, сперва был противником, так не он один! Зато как только разобрался, помогает вовсю. Характер бешеный? Так характер пока на пользу делу…

И все-таки Пальку передергивало, когда в их доме появлялся Алымов — свежевыбритый, с белым подворотничком на гимнастерке военного образца.

Что угодно, но не мог он вынести мысли о близости сестры с этим человеком!

Катерина понимала, почему не заходит Кузьма Иванович в дни, когда гостит Алымов, почему у Кузьминишны растерянное и огорченное лицо, — тут ничего не поделаешь. Но молчаливая злоба брата ее смущала. Ему-то что не по душе?

Однажды, уже в октябре, когда зарядили дожди, Алымов не приехал в назначенный день, а Палька был тут как тут. Поужинал и устроился в своей комнате, где теперь повсюду попадались вещи Алымова: книги, бритвы, мыльница, резиновые сапоги…

Катерина, не спрашиваясь, вошла и села напротив Пальки.

За окном лил и лил дождь, сбивая с деревьев последние листья.

— Тополь облетает, — сказала Катерина.

— Да. Он позже всех, кажется.

— На яблоньках тоже долго держатся… Павел, что ты думаешь об Алымове?

Черт бы побрал дурацкое положение брата при взрослой сестре!

— В данной ситуации важней, что думаешь ты.

Катерина не приняла шутливого тона.

— Меня как-то Леля спросила о родителях Никиты, хорошие ли они. Я тогда… Ну, в общем, теперь я спрашиваю: хороший он человек или нет?

Палька нехотя вытягивал слова:

— Он умный. Очень энергичный.

— Я не о том.

— Вот, право, как я могу ручаться?..

Из степи порывами налетал ветер. Бросал в стекло дождевые струи и постукивал по нему черной тополиной веткой. На ветке мотался одинокий лист.

— Опять дороги развезет.

— Люба говорила, в бараках крыши протекают.

— Починили вчера… Слушай, Катерина, это не мое дело, по он же вдвое старше тебя. Знаешь, сколько ему? Больше сорока.

— А я сама стала взрослая-превзрослая.

— Ты уверена, что он не женат?

— Почему же? У него жена и сын, он мне рассказывал. Только они живут врозь. Уже три года. Это вторая жена. С первой он разошелся в молодости.

— Так я и думал! И что же он тебе предлагает? Стать третьей?

Катерина взвилась с места — покраснела, ноздри раздуваются.

— Ничего не предлагает. Понимаешь ты, не смеет ничего предлагать!

— Закипел кипяток! Садись, не распыляйся. Чего ж ты тогда выспрашиваешь?

— Понять хочу.

— Просто так — из любопытства?

— Нет, не просто так.

Она подошла к окну и поглядела, приблизив к стеклу лицо, — льются, льются, искрясь на свету, нескончаемые струн. И откуда столько воды?

Присела на подоконник, подтянула стул, чтоб поставить ноги, и тотчас вспомнила день, когда вот так же сидела и вела с братом серьезный разговор… Шла на подвиг. Думала, этим закроется от жизни! Нет, она ни о чем не жалеет. Есть Светланка. Даже подумать страшно, что ее могло бы не быть. Но жизнь есть жизнь… Год назад казалось, что можно прожить памятью. Нельзя.

— Способен ты понять, Палька, что мне интересно? Он старше, умней, опытней. Что я такое? Поселковая девчонка. Один человек сказал — шахтерская мадонна.

— Игорь?

— Игорь… Что я видела? Дальше Ростова не бывала. Компрессорная, поселок, эта хата — все. Понимаешь, мало мне. Тесно. Вот когда в партию вступала, некоторые удивлялись — родить должна, до того ли! А я — всего хочу. Во мне силы много. На том собрании — помнишь? — я ж крылья ощутила. А когда Чубак говорил, для меня это было… ну, самая-самая высота.

— А при чем тут Алымов?

— Ты бы видел, как он тогда… почти как Чубак. Рукой потрясает, гремит…

Она засмеялась.

— Гремучий он. Есть у вас в химии такая гремучая смесь?

— Она, между прочим, взрывается.

— Ага. И он тоже. И вот когда я чувствую, что могу его поворачивать как хочу… Злющий, а я поверну — и он добрый. Нет, ты не поймешь!

Палька подошел к ней, взял ее за плечи.

— Катерина, не выходи за него.

Она упрямо повела плечом. Не выходить?.. И он не предлагал, и сама не думала — выходить. Но что делать, если ей интересно и жутко, — каждый день заново испытываешь свою власть над ним, и радуешься, и даже злорадствуешь порой, и вдруг обмираешь от странного ощущения, что сама — в его власти.

Недобро усмехнувшись, Катерина бросила:

— Я и не собираюсь, с чего ты взял?

Стряхнула с плеч его руки, пошла к двери, остановилась.

— Ты мне так и не ответил. Хороший он человек?

— Не думаю.

Она постояла, глядя перед собою, кивнула и вышла.

А назавтра приехал Алымов, и Палька снова увидел ее оживление, услыхал ее особый голос — со звоночками.