Иная. Песня Хаоса

Ее подогревали восклицания Вхаро и Ауды, которые царственно шествовали позади клетки на двух вороных скакунах.

— Всегда мы знали: кузнецам нельзя верить, все они колдуны, знающие тайну приручения огня, — шипела Ауда, красуясь в парчовой шубе.

То ли Вхаро с ней поделился за удачный сговор, то ли князь пожаловал за «верное служение».

— Оборотень! Он оборотень! Смотрите и внимайте! Создание Хаоса жило среди вас! Видите, люди, видите? Присматривайтесь к своим героям! — возвещал Вхаро, воздевая руку, точно правитель.

Сам Дождьзов вместе с дружиной шел впереди. Клетку же тащили чубарые тяжеловесы, они уже не шарахались от Вен Аура, совсем не боялись его и решительно не догадывались, что в клетке сидит хищник.

— Только не смей сдаваться! — твердила Котя, хотя сердце ее заходилось от ужаса.

Толпа вокруг колыхалась жадным морем, многообразная, кишащая, как черви в падали. Люди кричали и неистовствовали, словно продолжалась битва, словно их убивали.

— Я больше так не могу, — охнул Вен Аур, приникая лбом к решеткам.

Он плакал, беззвучно, без слез, но плечи его сотрясались от рыданий. Котя сдавила его руку. И больше всего ее пугало не то, что они оказались в клетке, а то, что она не удивлена. Она не обнаружила в себе ни толики изумления, когда дружина ворвалась в их дом, когда связала и потащила в темницу. Точно ждала этого с самого первого дня их зыбкой неуверенной безмятежности.

— Держись, Вен. Все скоро закончится, — ответила Котя, но он обратил к ней полубезумные покрасневшие глаза, восклицая:

— Да? Что закончится? Наши жизни? А я не хочу! Не хочу! Не для того я прошел половину Хаоса, чтобы мы оба погибли.

Котя вздрогнула, но не заплакала. Она как будто вернулась к себе прежней, потому сидела посреди клетки прямо, как на троне. Она не обращала внимания, когда в них летели тухлые яйца и помои. К чему тратить гнев на этот орущий безликий поток? Люди, возможно, временами и добры, толпа неизменно беспощадна. Наверняка среди тех, кто выкрикивал порицания и клял последними словами, затесались недавние заказчики: мужчины носили вышитые рубахи, как и женщины — сарафаны, перепаханный снег топтали подковы лошадей. Не опасались ли они заразиться «скверной» от этих вещей? Глупые-глупые люди, не ведающие истинной опасности. И из-за них-то рушилась тихая и счастливая жизнь в небольшой избе.

В углу клетки орал бранные слова суровый дядька Краш, в голос ревела блаженная, ей вторил несчастный малыш. Но больше всего пугал Вен Аур, этот неукротимый воин, который ныне скрючился возле Коти, затравленным зверем взирая на многолико-безликое сборище. На площадь высыпало все больше и больше народу, заполняя дворы и улицы вокруг нее.

— Я не человек, Котя. Для них я всегда буду диковиной зверушкой, а у вас тут из зверей только шубы шьют да туши разделывают. Вот и со мной так же… — бормотал любимый, как в тяжком бреду. — Прав был Огневик, прав был Моль!

В этот момент с клеткой поравнялся Вхаро на своем черном скакуне. Рисуясь, он прогарцевал вокруг, неотрывно впившись взглядом в Вен Аура.

— Верно. Прав! И я был прав. Вхаро всегда прав, — ухмыльнулся лиходей, услышав последние слова: — Смотри, оборотень! Это цена великодушия людей.

— Пошел прочь! — рявкнула на него Котена.

К счастью, его отогнали воины, ссылаясь на то, что богатому торговому гостю небезопасно рядом с клеткой.

— Что, тяжело тебе, братец? — тихонько шепнул один из знакомых гридней.

В светло-синих глазах сквозила неподдельная тревога. Он виновато горбился на белом коне, и все же ничем не помогал.

— Уходи, не разговаривай со мной, — простонал Вен Аур, закрывая голову руками. — Иначе «заразишься», иначе со мной тут окажешься.

— Спасибо, добрый человек, — только отозвалась Котя, найдя в себе силы улыбнуться.

— Нас везут на казнь? — ерзала на месте несчастная матушка, пряча лицо замызганным передником, в котором ее и взяли. — Я не выдержу больше этого. Всего этого. Ой… Как с твоим отцом легла однажды, так преследуют меня беды одни. Это все он! Он!

Вокруг людское море волновалось бурей, как будто выплеснулись омуты, разверзлись недра, и показался сам черный Змей с красным и желтым глазами.

— Не давай им понять, что побежден. Мы невиновны! Это наша правда! В этом наша победа! — твердила Котя, обращаясь ко всем заточенным в тесной клетке.

Одной рукой она сдавила ладонь мужа, другой — запястье матери.

Котена не опускала голову, глядя лишь на светлое рассветное небо, призывая в свидетели справедливость духов и песнь мира, если такая существовала.