Иная Русь

На протяжении многих веков существования каждый этнос несет потери, но не дай Бог дожить конкретному человеку до понимания, что он уже имеет совсем мало общего со своим не столь уж давним предком. Человек со своей мужицкой мовой, со своим умением делать колбасы и окорока, умением коптить паляндвицу (да и мало ли еще каким умением?), со своей психологией «сидельца на отрубе», который горбатится на небольшом, но своем, поле, который держит коров и коней (своих), который разводит пчел (божьих, но ведь и своих), человек с особенным, не похожим на какой-то другой, выговором (интонация вверх, свист, шип, всегда твердые «р» и «ч»), с юмором тоже очень своеобразным, — этот человек остался в прошлом. Нет, еще встречаются по деревням деды и бабки, умеющие рассказать сказку и немного поворожить, но в большинстве своем современные белорусы говорят, шутят и ворожат по-другому. Я даже сказал бы: поют с чужого голоса.

Разница между тем и этим белорусом, как мне кажется, настолько большая, что, читая, например, повесть Александра Погосского «Господин колодник» (родился писатель в 1816 году в Полоцке), уже ему и не веришь. «Такой красотой одарил Господь бедную сторонку нашу, что куда ни глянь — даже душе светло: леса тенистые, воды светлые, холмы да пригорки будто золотом посыпанные, луга, как ситец дорогой — всякими цветами пестрят, и почти из-за каждого веселого перелеска видится будто кусок зеркала — край синего холодного озера. А воздух чистый, легкий; небеса бестуманные, и с каждым ветерком несется тебе какая-нибудь душица приятная: то смолка слышна из сосняка густого, то клевер сладкий от зеленых лугов, то можжевельник да черемуха пахнет!.. И очень простые и задушевные все наши люди, и у каждого лицо веселое, сердце доброе, да немного же ему надо — чуть поотляжет горе, едва промелькнет радость — все забыл! Хлебца краюха да миска колотухи гороховой — вот и все. А если при этом пива полгарнца, да загудит дуда — все вон:

Ходи ты, ходи я,
Ходи, печка, ходи все!..

Да так он, наш брат белорус, и дома, и в гостях, так и зовется; голый да вострый! Ну, да и любит же он свою бедную красавицу, — свои пески теплые, боры шепотливые, речки звонкие, озера тихие, любит он, как сын мать, свою убогую родину».

Не та земля, не те люди… Не кто иной, как благодарный сын, ставит атомные станции на своей земле, осушает болота и обваловывает реку Припять, — и он же отрекся от своей мовы.

Да, дело именно в том, что почти весь XX век белорусы перемалывались в чудовищных жерновах специфической социально-экономической системы. В журнале «Expresse» было напечатано интервью с русским писателем-эмигрантом Александром Зиновьевым (который, кстати, одинаково критиковал коммунистическую идеологию и западную демократию). Вот небольшая выдержка из этого интервью:

«Жорж Нива. В СССР в двадцатых годах говорили о культурной революции и о создании нового человека. Вот как вы думаете: сегодня «новый» человек вытеснил старого?

Александр Зиновьев. Уже появились миллионы людей, адекватных советской системе. Я не идеализирую: это довольно-таки отвратительное создание, способное и на лучшее, и на худшее, но оно умеет хорошо приспосабливаться. «Гомо советикус» — это существо наученное. Сегодня система держится только благодаря «гомо советикус». Это новое существо, которое знает, как оно может выстоять в этой публичной драке».

Духовный упадок белорусского народа во многом и объясняется адекватностью подавляющего большинства его представителей системе, которой не нужны народы как таковые. Казалось бы, нет уже системы, но «гомо советикус» по-прежнему существует. Вчера был мужик-пахарь, мужик-философ, мужик-острослов, сегодня он неизвестно кто, и разница между ними больше, чем между черным и белым цветами.

Рассуждением о «белой» и «черной» сущности белорусов, прежних дреговичей, кривичей и радимичей, затем литвинов, я и закончу.

Между лесом и степью