Иная сила

Лжекучер с обнаженной шпагой уже подбежал к карете и распахнул дверцу. Фон Штраубе приготовился отбиваться хотя бы ножнами, однако нападавший вдруг замер, глаза его выкатились, потом он захрипел, и изо рта у него поползла кровавая пена по фальшивой приклеенной бороде.

— Готов! — услышал барон голос Двоехорова.

В следующий миг лжекучер, мертвый, уже лежал на земле, а Двоехоров помахивал окровавленной шпагой и говорил с мальчишеским задором:

— Ловко я его, а, господин барон? В самое сердце шельму!.. Вас-то он из пистолета не задел?

— Господь миловал, — проговорил фон Штраубе, выходя из кареты, для чего пришлось перешагнуть через убиенного. — Спасибо вам, капрал. Если б не вы…

Выходило — всё же не все дворяне тут в действительности заговорщики. Так же, впрочем, как не все кучера — в действительности кучера.

— А, да что там! — весело сказал Двоехоров. — Главное — вы целы. Хорош бы я был, если б вас живого не довез к его императорскому высочеству. Всё, прощай бы гвардия, прощай дворянство! — Он взглянул на распростертый труп радостно, как на подбитую дичь, и добавил: — Сейчас поглядим, что это за птица… — С этими словами он сорвал с того фальшивую бороду и вдруг отшатнулся: — Господи, да это ж подпоручик Гладышев! Нашего полку!.. Вот дела!..

— Сзади!.. — успел крикнуть ему фон Штраубе, и сам наконец выхватил меч.

Сзади к ним уже подбегали восьмеро в масках, с обнаженными шпагами в руках.

У одного был еще и пистолет. С нескольких шагов он прицелился в фон Штраубе и выстрелил. Промахнуться с такого расстояния было решительно невозможно.

Барон, не успевший даже пригнуться, почувствовал сильный удар в грудь. Но на сей раз его спасла кираса, которую он за недосугом так с себя и не снял. Пуля скользнула по ней, оставив как раз там, где сердце, глубокую вмятину. Господь продолжал его беречь.

Тот выхватил второй пистолет, снова выстрелил, но впопыхах допустил вовсе промашку — пуля угодила в бок лошади, и она, сразу пав на другой бок, в последних судорогах забилась на мостовой

Вдвоем с бравым Двоехоровым, прижавшись спинами к карете, чтобы никто не зашел и сзади, они стали клинками обороняться от нападавших. От судорог лошади карета содрогалась, толкая их в спины.

Двоехоров был в фехтовании явно не так ловок, как те. Через несколько мгновений кровь выступила у него на рукаве и на белых лосинах — кто-то сбоку уколол его в ляжку. Зато громадный рыцарский меч фон Штраубе оказался для злодеев слишком грозным оружием. Легкие офицерские шпажонки отскакивали от него, гнулись, как бумажные, и, испытав несколько ударов, с этого боку нападавшие держались на расстоянии.

Да и Двоехоров, несмотря на ранения, не плошал. Одного он исхитрился полоснуть по руке, да так, что тот уронил шпагу вместе с двумя отпавшими пальцами. Правда, тотчас подхватил ее левой рукой, но теперь уже явно представлял собой меньшую угрозу.

Фон Штраубе тоже удалось зацепить одного мечом по ребрам. Правда, старинный меч был совершенно туп, так что удар получился как дубиной. Но дубиной весьма увесистою. Наверняка удалось сломать злодею ребро.

— Я ранен, — простонал тот. — Давайте, господа, побыстрее кончайте cette comedie[Эту комедию (фр.)]!

Двоехоров, несмотря на звон железа, мигом узнал его по голосу.

— Подпоручик Озерский, вы?! — не переставая рубиться, воскликнул он. — Как вы можете, князь — на своих-то однополчан?!

— Всё!.. — прокричал остальным злодеям раненый. — Мы раскрыты! Порешайте обоих! Да поживей! — И сам, кривясь от боли, снова вступил в баталию.

После этих слов шпаги нападавших стали хлестать с двойной быстротой. Хотя двое из них были теперь увечны, казалось, что к злодеям пришло подкрепление.

От тяжелого меча у фон Штраубе уже стала неметь рука. Легкость шпаг из недостатка стала превращаться в преимущество противников. И Двоехоров явно утомился уже, сам выпадов больше не делал, только парировал, к тому же не всегда удачно, ибо (барон не заметил, когда) получил еще один укол в плечо.

Сам фон Штраубе уже несколько раз мог быть убит, но по-прежнему спасала кираса.

— На нем латы! — крикнул разоблаченный подпоручик Озерский. — Не колите в грудь, господа! Колите его в горло, в глаз!

После этих слов стальные жала шпаг замелькали у самого лица рыцаря. Мысленно фон Штраубе уже стал читать последнюю в своей жизни молитву к Господу, ибо понимал, что долго им так вдвоем с Двоехоровым не продержаться против восьмерых. Похоже, его высокому предназначению суждено было оборваться на этой булыжной мостовой…

И вдруг он увидел позади нападавших огромную фигуру в мальтийском плаще.

— Отец Иероним! — воскликнул он. — На нас напали! Зовите караул!

Но никакой караул не нужен был могучему слепцу. Раздвигая уличных зевак, он безошибочно направлялся на звон железа и на голос фон Штраубе. В руке он уже держал свой широкий палаш, всегда отточенный как бритва.