Иная судьба. Книга I (СИ)

Мавры успели снять с убитых оружие и часть доспехов, сорвали с земли шатры, но Бенедикту удалось раздобыть два почти целых плаща, изрядно подпорченных кровью — должно быть, оттого на них никто и не польстился. Меча своего он так и не нашёл, но засапожный нож был при нём всегда. Им-то он и срезал несколько чахлых кустиков, укрепил по краям вырытой ямы, кое-как натянул заскорузлую от крови ткань. В два слоя. Чтобы ни один луч солнца не просачивался. Влез под импровизированный тент и решил: будь что будет. И тотчас уснул, будто и впрямь умер.

Очнулся только вечером. В самодельном убежище было душно — но и только. Скосив глаза, подождал, пока змея, свернувшаяся клубком на груди, не проснётся и не уползёт. На него нашло странное спокойствие. Теперь он твёрдо знал: если уж Тот, кто Свыше, решил, что Бенедикту де Труайялю помирать ещё рано — так и будет. Теперь он выживет, чтобы не случилось. Но и на рожон лезть не надо…

Он хлебнул воды и высунул голову из-под тента. В нос ударил душок разлагающейся плоти. Каркало вороньё, ругались гиены. Пора было уходить. У него были союзники — синеватый гребешок горной цепи у самого горизонта, как ориентир, и полная луна.

К утру он выдохся настолько, что, несмотря, на разумное намерение сперва обустроить убежище, а только потом отдохнуть, привалился к небольшому плоскому камню, которых на подступе к горам попадалось всё чаще, и… уснул.

Проснувшись, торопливо поднял голову, вздрогнул. Прямо на него уставилась огромная рептилия. Бенедикт лихорадочно пытался сообразить, успеет ли вытащить нож или не успеет — но тут заметил весьма странную вещь. Змей — впрочем, нет, дракон — сидел перед ним с раскрытыми крыльями.

А в тени от крыльев находился он сам, Бенедикт.

«Ссс добрым утром», — сварливо поздоровался ящер. «Так и будешшшь прохлаждатьссся? Вссставай, мне некогхххда…»

Он сложил крылья и встопорщил гребень на спине.

«Сссадись. Донесссу тебя до зсссамка. Тут недалеко…»

Минуту спустя Бенедикт уже цеплялся мёртвой хваткой в один из зубцов на драконьем хребте. Откуда только силы взялись! Ветер, нещадно бивший ему в лицо там, наверху, в поднебесье, выжимал слёзы и выдувал мысли, оставил единственную: холодно! Никогда бы не подумал, что под слепящим солнцем можно заледенеть до полусмерти… Он совсем окоченел, и девушке, которая выскочила на башенную площадку встретить дракона, пришлось звать на помощь людей, чтобы помогли сойти. Только, коснувшись стёртыми каблуками башенных плит, Бенедикт осознал, наконец, что это всё — не очередной горячечный бред, а самая что ни на есть реальность.

Тяжело опираясь о подставленные плечи стражников, он, как мог, поклонился девушке. Представился, не зная ещё — поймут его или нет, полным именем, полным титулом. Должно быть, со стороны это выглядело нелепо — оборванный, грязный, измождённый… граф де Труайяль. Но красавица, по-видимому, здесь многого навидалась.

— Эстрелитта дель Вальдес Леаль, сударь. — Её галльский был со смешным милым грассированием. — Прошу вас следовать за мной и ни о чём не волноваться — здесь вы в безопасности. Диас, Хорхе, помогите господину графу добраться, мы поместим его, пожалуй… в сиреневой башне, да.

«Надеюсссь, ты уделишшшь потом и мне немного внимания», — услышал, уже уходя, Бенедикт. Девушка засмеялась.

— Ах, Арман, конечно! Чего ты медлишь? Превращайся и приходи к нам, отец тебя давно поджидает.

«А ты, Эссс?»

— Приходи, — уклонилась красавица от ответа. — И вечером я тебе всё сама расскажу… А сейчас — у нас гость, и в таком состоянии, ты же видишь…

Всё-таки Бенедикт был достаточно силён, чтобы, едва придя в себя, отстраниться от поддерживающих его мужчин и пойти самостоятельно. Он шёл по длинному коридору, привыкая к полумраку, чувствуя, как прибавляются с каждым шагом силы. «Эй! Нам сюда!» — окликнул его один из спутников, но Бенедикт лишь отмахнулся: его будто вёл кто-то, тянул за собой. Наугад открыл одну из дверей — и оказался в маленькой домашней часовне.

Опустился на колени перед Спасителем. Прикрыл глаза. И понял, как теперь он проживёт новую подаренную жизнь.

Было тогда будущему Бенедикту Эстрейскому неполных девятнадцать лет…

* * *

— Дяденька…

Вздрогнув, его высокопреосвященство отвлёкся от воспоминаний почти сорокалетней давности. Почему именно сейчас пришёл ему на память тот нелёгкий момент его жизни? Давно уже не возвращался он мысленно к тем годам, но вот, поди ж ты…

— Что, сын мой? Тебе неудобно? Болит?

— Всё хорошо, спасибо. Дяденька, а… кто она?

— Она…

Его высокопреосвященство усмехнулся и, словно очнувшись, посмотрел на яблоко, до сих пор словно хранящее тепло впитанных солнечных лучей и хорошенькой девичьей ладошки. И вдруг всё понял.