Иная судьба. Книга I (СИ)

— Знаю-знаю. — Домоправительница махнула рукой, давая понять, что больше не гневается, и подсела за общий стол. — Плесните-ка и мне вашей «водицы», больно хороша, раз даже её светлости понравилась…

Глава 4

Комендант Александр Карр не любил присутствовать на пытках, особенно, если объектом воздействия была женщина. Многих из невинных дочерей Евы оговаривали, в этом он не раз имел случай убедиться, но, к сожалению, условия выявления оговора были для испытуемых достаточно жёстки. Хорошо, что очередной Римский Собор пришёл после долгого разбирательства к выводу, что на самом деле настоящих ведьм, одержимых бесами, крайне мало, и ещё до пыток можно выявить их сущность особыми методами. Да и его светлость издал необычный указ: при ведении дознания — бить кнутом в первую очередь доносчика. Если тот от своих слов не отказывается — значит, не оболгал, претерпевает за правду. После чего выяснилось, что большинство объектов доносительства — просто жертвы: зависти, ревности, глупости или излишнего рвения прихожан. Таковы уж люди: красива — ведьма, умна — ведьма, стара и страшна — тоже ведьма, а кто же ещё? А на самом деле вся твоя вина в том, что ты — дочь Евы, и неизвестно даже, есть у тебя душа или нет.

У существа, которое сейчас обвисло на дыбе, души не имелось. В этом комендант был уверен так же, как и в том, что семья его брата, проживающего в мирном приграничном городке, погибла. Чудом уцелели племянник с крошечной племянницей: родители успели спрятать детей в подполье, чуть только заслышали крики и вопли на улицах. Дом подожгли, и хоть стены были каменные, тлела только крыша — дым начал просачиваться сквозь плотно прикрытую крышку погреба. Дети едва не задохнулись, а их слабых голосов снаружи никто не слышал. Хорошо ещё, что среди пограничного отряда, который первым обнаружил разорённое поселение, был менталист — он-то и уловил отголоски криков на ментальном уровне: в момент страха сигналы мозга усиливаются. Да и живых в округе оставалось немного, мысли мальчика почти не заглушались чужими…

Жажда возмездия боролась в коменданте со служебным долгом. Его светлость распорядился: к его возвращению женщина должна быть пригодна для допроса. Это означало, что применяемые к ней меры воздействия, учитывая деликатную конституцию преступницы, нуждались в строгой дозировке. Люди из простого сословия покрепче, а тут случай иной, чуть пережмёшь — получишь труп, для допрашивания непригодный. Всё, что может считать менталист-дознаватель — это последние пять-шесть минут перед умиранием, ибо он не некромант, трупы разговорить не может. Да и… особая статья эти некроманты. Внезаконники. Подчинялись они только церкви, и то неохотно, а уж на государственную службу подавно не желали идти.

Палач в очередной раз окатил испытуемую водой.

— Снять, — распорядился комендант. — Руки вправить. И, пожалуй, пока больше не трогать. Как думаешь, Анри?

Палач угрюмо кивнул.

— Точно так, ваша милость. Хлипковата. Ещё чуть поднажму — его светлости не дождётся. Боли вообще терпеть не может, сердце у ней заходится.

Сердце…

Комендант усмехнулся желчно. Нечему там заходиться, так и хотелось сказать. У этой сучки нет сердца. Нет и быть не может.

Но он промолчал. Закон должен быть беспристрастным. Хоть его светлость и рекомендовал почитать заплечных дел мастерам свиток из Анжи — мэтр ослушался. Ни к чему… пока что. Хоть у Анри далеко не тонкая душевная организация, а дрогнет рука — и вместо того, чтобы ожечь кнутом объекту кожу на спине, перешибёт оную напрочь. Разбирайся потом… Нет, закон надо уважать.

Ту, что называла себя Анной, относительно бережно уложили на топчан. Вправили вывихнутые из суставов руки. Теперь она никому не могла надавать затрещин, это уж точно… Комендант отвёл глаза. Вид обнажённого женского тела не пробуждал в нём чувств, как это иногда бывало. Да, сострадание иной раз стучалось в его сердце, и тогда своею волей Александр Карр позволял снижение меры воздействия на допросах. Особенно, когда интуиция подсказывала: невиновен! невиновна! Это шестое чувство редко его подводило. Но сейчас… Он старался не смотреть на бело-розовые груди, вздрагивающие при каждом вздохе-всхлипе, на наметившееся округлое чрево, на золотисто-рыжий треугольник под ним… Скоро это тело навсегда перестанет быть таким совершенным. Жалости по этому поводу комендант почему-то не испытывал.

А что утроба с приплодом…

Там, в Анжи, осталось на городской площади несколько беременных женщин. Ни один из малышей не родится. Ни одна растерзанная мать уже не увидит долгожданное дитя. Гуманно ли будет проявлять жалость к виновнице этого злодеяния?

Женщину привязали к топчану специальными ремнями и оставили в покое — приходить в себя и отдохнуть перед основным допросом. Отдохнуть…