Иная судьба. Книга I (СИ)

Было ей от роду семнадцать лет. Взрослая уже девица, перестарок, можно сказать, а всё в сказки верит. Разве господа отпустят девушку просто так?

Она с трудом сглотнула слюну — даже за ухом что-то щёлкнуло — и попыталась украдкой размять занемевшие кисти. Пальцы затекли, и кольцо больно впивалось в безымянный.

— Прошу прощения, сударыня, — словно очнувшись, неожиданно заговорил капитан. Наклонившись — девушка от неожиданности сжалась в комок — ловко и быстро, несмотря на полумрак, царящий в возке, нашарил и развязал ремешки, аккуратно вытащил кляп и даже соизволил платком вытереть Марте подбородок от подтёков слюны. Тщательно протёр деревянную грушу, сунул в сумку на поясе.

— Это была временная мера, скажем так — показательная. Не хотелось бы делать её постоянной на всём пути нашего следования. Вы меня хорошо поняли? Ни слова с вашей стороны без необходимости, ни в моём присутствии, ни в присутствии солдат. Если я услышу хоть что-то, кажущее подозрительным — эта вещица вновь будет пущена в ход, на сей раз — до самого вашего свидания с его светлостью. Вы обещаете молчать?

Молчать? Да всё её спасение было в том, чтобы доказывать, кричать на весь мир, что она невиновна! Однако Марта, перемогая себя, кивнула. Снова сидеть с унизительно раскрытым ртом, снова терпеть вонючую затычку не хотелось. Она потерпит, не век же им ехать! И потом, её ведь собирались о чём-то там расспрашивать? Вот она и скажет…

И она стала проговаривать в уме оправдательную речь. Господа ведь гладко говорят, значит и ей нужно также, не запинаться, упаси боже, чтобы выложить сразу и понятно. Например: «Я Марта. Я живу в деревне Сар. Мой дядя кузнец. И я не та, кто вам нужна».

Наверное, слишком просто.

«Я Марта, простая девушка из деревни Сар».

«Я Марта. Никакая не беглая жена, господин хороший, вы посмотрите только на меня хорошенько…»

Ой, плохо… А ну, как она действительно похожа на беглую? Но деваться-то некогда, надо учить правильные слова, чтобы не растеряться, когда настанет её, Мартино, время.

…А руки ей так и не развязали. Лишь, остановившись спустя пару часов на каком-то постоялом дворе, освободили, провожая в уборную. Хорошо, юбки не задрали, не помогли, нарушая пресловутую дворянскую честь, иначе Марта сгорела бы со стыда. Её проводили в небольшой хлипкий сарайчик с дощатым помостом, зияющим двумя зловонными дырами, и заперли снаружи. Правда, не торопили, заметив, как она поводит плечами и растирает кисти, пытаясь возвратить чувствительность. Сопровождающие недвусмысленно журчали тут же за стенкой сортира, Марта шипела сквозь зубы все известные ругательства, что наслышалась в своё время в кузне у дядьки, пыталась подобрать юбки, чтобы не запачкаться в дерьме, кое-где щедро удобрившем пол. Да у самого последнего лодыря на деревне отхожее место не в пример чище! Содрогаясь от отвращения, кое-как пристроилась на помосте. И вот странности женской души! несмотря на плачевность собственного положения, ей до смерти было жалко нарядного платья, хоть и чужого…

«Хороша бабенция», — буркнул голос за стенкой. «Я б завалил, ей-бо… что скажешь, Тони? Пока кэп-то не видит, он, поди, за этим же самым к хозяйке попёрся, успеем…» «Сдурел?» — крякнул второй, судя по голосу — постарше. «А чё?» «А то. Не положено. Кэп у нас законник, а по закону, знаешь как? Пока баба не осуждена — да ещё дворянка — она, считай, невиноватая ни в чём и под законом ходит. Боже сохрани хочь глянуть не так — по судам потом затаскает! Вот погоди, приговорят — на всю ночь нам отдадут, наиграешься». «Точно?» «Что б мне пропасть, ежели вру». «Так ить… не одни мы в гарнизоне, и кроме нас желающие найдутся». «И чё? Её не убудет, а куда добро беречь, если утром — в расход?» Марта застыла, не успев натянуть тоненькие, отороченные кружевом штанишки. Трясущимися руками машинально завершила начатое да так и оцепенела, завернув юбки выше колен. «Да вот ещё что…» — голос второго, более опытного стража, многозначительно понизился. «Ты, брат, этого… того… хотелку-то свою пока припрячь. Ишь, глаза-то замаслились! Не вздумай её щипать там или лапать, а то допрыгаешься…» «А чё?» «А то. Херцог наш, конечно, крутенёк, да однако же, мущщина, на баб податлив; и хоть на сучку свою сердит… всё может статься. Глядишь — ублажит его, расстарается — и снова в силу войдёт, он, хоть суров, херцог-то, но, сказывают, отходчив. Ну, посечёт, ну, помучает — да простит. Вот и подумай своей башкой, кого эта мамзелька припомнит, чуть в себя придёт?» «Кого?» «Болван! Того, кто её хоть пальцем тронул, пока она в немилости была; уж это как пить дать, всех соберёт, я эту породу знаю. С виду ангелица, а в душе… Сучка, одно слово. Не связывайся».

Зависла пауза. Марта, чуть дыша, оправляла платье.

«Ото ж», — неуверенно пробормотал тот, что моложе. «Всё-то ты знаешь…А ну, как не нажалуется?»

Старший сплюнул.

«Я предупредил. Смотри, сам вместо неё на кол сядешь! Ему всё едино, кто на нём, честный солдат или бл_дь благородная. Не маленький, сам думай».