Иная судьба. Книга I

Не в пример прочим пансионеркам, на удачное замужество девочки не рассчитывали, будучи откровенно некрасивыми и слишком рано осознав, что вряд ли кто польстится на бесприданниц, да ещё из сословия священнослужителей. Ладно бы — обедневшие дворяночки, на таких женились иной раз только ради титула. В результате семья получала от какого-нибудь богатого купца или мещанина, сколотившего состояние из удачных вложений в заморские компании, крупное содержание: при условии передачи наследственной приставки «де» к родовой фамилии. Этого у пасторских дочек не было, разве что честное имя да незаурядный ум, но последнее вряд ли можно было отнести к достоинству или капиталу девушки.

…Вспоминая годы обучения, Доротея неожиданно улыбнулась. А ведь, оказывается, ещё до трагедии с Алексом был в жизни период, когда, казалось, ни будущего, ни просвета. Их с сестрой спасла дружба с Изольдой Смоллет, одной из немногих девочек, ни капельки не кичащейся происхождением и знатностью своего рода, а также тем, что родители её были приближены ко двору. Дори порой не понимала, почему обществу будущих фрейлин и светских дам Изольда предпочитает компанию её и малышки Милли, «белых мышей», как их презрительно называли местные воображалы. Иззи, отец которой удостаивался чести читать утренние доклады Его Величеству, а матушка — разбирать цветные шелка для рукодельной корзины Её Величества, красавица Иззи, которую ожидала блестящая светская карьера и, уж, безусловно, не менее блестящая партия, Изольда Белорукая, как её в шутку называл собственный братец Александр… Алекс, Лекси… — находила куда более интересным грызть орехи на монастырской кухне вместе со своими «мышками», или, затаившись в садовой беседке, читать вместе с ними запрещённого Бокаччио, вместо того, чтобы сплетничать с барышнями своего круга. Скандальный «Декамерон» подсунул им тот самый весёлый лукавый брат Изольды, что придумал ей эпичное прозвище, столь обаятельный молодой человек, что даже суровые монахини, неодобрительно поджимавшие губы при виде любого существа мужеского полу, сердечно улыбались этому юноше. Да и невозможно было ему не улыбаться…

«господи, как вы похорошели, мисс Доротея», — закричал он однажды восхищённо. «Вы просто расцвели за это лето, как одна из прелестных роз в вашем монастырском саду. Только вы ещё краше. Какое счастье, что в этих стенах нет мужчин, и вас больше никто не видит! Пожалуйста, не торопитесь покидать это место, пока я не добьюсь разрешения на брак с вами».

Она лишь расхохоталась в ответ. Разве можно было воспринимать сказанное всерьёз? Но долго потом рассматривала себя в зеркало, под смешки и хихиканья мышки-Милли, которая, не отставая от сестры, за последний год и вытянулась, и обзавелась изящными округлостями — несмотря на скудный рацион из овсянки и чечевичного супа — и стала вдруг прехорошенькой. То-то щипков и тычков от будущих выпускниц прибавилось!

А через год, ровнёхонько к выпуску, Алекс и впрямь попросил её руки. Он был очень упрям, её Лекси, и умел добиться своего, а, главное, ему попались на редкость понимающие родители, в бурном прошлом которых была грандиозная романтическая история. В отличие от себе подобных небожителей, они не считали будущую женитьбу сына мезальянсом, им, оказывается, было главное, чтобы их мальчик обрёл счастье и любовь — вот глупости-то… Именно, что глупости, подумала сперва Доротея — и… отказала Алексу. Получив нагоняй от Изольды, настоящую истерику от сестры, злые смешки за спиной и непонимающе-презрительные взгляды в лицо. Отказала, скрепя сердце, чтобы не портить жизнь молодому человеку, которому втайне успела отдать своё разбитое сердце.