Иная судьба. Книга I

Изогнувшись, в это же ушко поцеловал. И в шею. И погладил впадинку меж ключиц…

— Что же ты такая худенькая? — сказал огорчённо. — Всё, спи. Набирайся сил.

Они тебе ещё понадобятся, девочка. Ибо ждёт тебя нелёгкая встреча с праведным борцом за чистоту помыслов и нравственностью — Бенедиктом Эстрейским. Он-то, Жиль, стреляный лис, его так просто не поймаешь, а вот девочку надо как-то подготовить к предстоящему экзамену…

Жильберт д'Эстре смежил веки.

И в наступившей темноте вдруг отчётливо увидел солнечные лучи, пробивающиеся сквозь зазоры дверного проёма. Новая дверь непременно откроется. Она есть. Надо просто увидеть — и шагнуть в её сторону.

Глава 6

Принимая после утреннего омовения халат от камердинера, герцог совершенно случайно зацепился взглядом за маленькую скамеечку, скромно притулившуюся неподалёку от туалетного столика. Озадаченно нахмурился… и вдруг вспомнил, для чего она предназначена. Здоровое воображение живо нарисовало ему сидящую в его собственной ванной на этой самой скамеечке мокрую драгоценность, жмурящуюся от удовольствия, как котёнок, может, даже, неторопливо проходящую мочалкой по алебастровым плечам, по нежным грудкам с розовыми бутончиками сосков, по покрасневшим от горячей воды пяточкам, а потом изящно встающую. Пухлая снежная пена, не торопясь, оплывает с очаровательных выпуклостей, со впалого пока что живота, с упругих ягодиц, обнажает стройные бёдра…

Его светлость машинально кивнул камердинеру, чтобы тот позвал цирюльника. Стянул на себе халат потуже, словно пояс верности. В конце концов, он не юнец, чтобы думать телом, довольно и той грубости, что он допустил в первую их с Мартой встречу, когда ярость и желание отомстить постылой супруге временно помрачили разум. А ведь малышка поразительно быстро его простила, не каждая так смогла бы… И опять-таки — не из-за рабской покорности, вбиваемой холопам с рождения, а из-за врождённой доброты и кротости. Удивительно чистое сердечко.

Всё так же машинально он уселся в кресло на колёсиках, хитроумное изобретение куаферов, пригладил влажные после купания волосы. Побывав ещё в юности в Османской империи, он перенял привычку местных сибаритов к частому мытью и не считал уход за телом и содержание оного в чистоте чем-то греховным; мало того — ему удалось убедить в этом духовенство, не без помощи, к вящему удивлению, архиепископа Эстрейского, который, в свое время, достаточно погнив и пожарившись в латах, не снимаемых месяцами в крестовом походе, познал цену чистоте и незавшивленности. Конечно, ежедневную или хотя бы еженедельную ванну мог позволить себе далеко не каждый, но знать… Знать обожает подражать власть имущим. Поэтому в столице и крупных городах провинции процветали гильдии парфюмеров, но не за счёт продаж крепчайших духов, призванных заглушить амбре немытого тела, как в Лютеции, например, а за счёт производств душистых мыл, банных эссенций, средств с отдушкой для стирки белья. Последним новшеством, не так давно вошедшим в обиход, были особые составы и щёточки для чистки зубов. После чего чернить зубы стало немодно.

Герцог провёл ладонью по щеке, обросшей за ночь щетиной. Одно время он пытался прикрыть осточертевший шрам усами, но… После потери магических способностей ушла и способность к регенерации тканей. Рубец заживал плохо, долго и маскироваться не желал, растительность упорно обходила его стороной. Пришлось завести моду на гладкие подбородки, хотя с выбором цирюльника пришлось помучиться, пока Его Величество Генрих не прислал ему собственного. Эдгар оказался настоящим кудесником. Ему удавалось снимать «ночной флер» с его светлости, непостижимым образом не задевая ни шрама, ни болезненных точек, остающихся на повреждённой стороне лица. Возможно, толика ведьмовской крови в жилах брадобрея и присутствовала, но герцог закрывал на это глаза, и первую же попытку местного Синода покопаться в родословной цирюльника пресёк раз и навсегда.

Обширная ванная комната была по размеру не менее спальни, и помимо купели для омовения включала место для целительного массажа, к коему герцог пристрастился тогда же, во дни пребывания на Востоке, и даже выписал к себе двоих опытных мастеров этого дела. Там же, у самого окна с видом на парк, он предпочитал бриться. Прелестный пейзаж, высокие струи фонтана, видные даже из окон второго этажа, способствовали настрою на заботы грядущего дня.

Мастер Эдгар отвесил почтительный поклон и приступил к делу молча: знал, что в эту пору клиент неразговорчив, и не от спесивости, а от размышлений. Впрочем, в настоящее время ум его светлости был занят отнюдь не государственными делами. Он привычно откидывал голову, прикрывал веки, пока горячая влажная салфетка отпаривала и ласкала кожу, щурился от приятного щекотания помазка и лёгкого аромата вербены, а мысли его уносились в соседнюю комнату, где мирным сном почивала новая супруга.