Трудно поверить, что столь серьезные увечья могли быть вызваны чем-то менее значительным, чем автомобильная авария. Впрочем, Маклафлин уже давно был не в лучшей форме: если бы не артрит, может, все бы и обошлось. Теперь же профессору предстояло двенадцать недель провести в инвалидном кресле, после чего перейти на костыли, а затем — в случае удачного исхода (если он будет неукоснительно выполнять все предписания и делать гимнастику для укрепления ослабевших мускулов) — обзавестись тростью. Но он всегда будет хромать.
— Вот так-то, — заключил Маклафлин. — Теперь я официальный инвалид.
Я не знал, что сказать, и долгое время просто молчал. Положение было хуже не придумаешь, по дороге к Маклафлину я себе такого и в самых страшных мыслях представить не мог — а уж по части всяких бед у меня воображение работает что надо. Мне страстно захотелось хоть чем-то помочь профессору, и я испытал огромное облегчение, когда он, очнувшись от своих горьких дум, попросил меня дать ему что-нибудь выпить. Я направился к шкафу, где он хранил заветный графин, и вернулся с двойным виски. Маклафлин выпил, скорчил гримасу и снова погрузился в свои мрачные мысли. Я кашлянул в кулак, чтобы предупредить, что собираюсь откланяться.
— Пожалуй, придется позвонить остальным членам комитета и сообщить, что с Филадельфией ничего не выйдет.
— Что это вы удумали, Финч? — выпалил Маклафлин. — Я столько сил потратил на то, чтобы убедить эту особу, Кроули, устроить сеанс. Мы не можем ничего отменять!
— Я хотел сказать: отложить, — поправился я. — Она производит впечатление вполне здравомыслящей женщины. Уверен, что как только она узнает причину, то согласится подождать до тех пор, когда вы вновь сможете путешествовать.
Маклафлин хмуро посмотрел на меня.
— Даже если она согласиться подождать, «Сайентифик американ» ждать не станет.
— Но почему?
— Они и так уже недовольны, что конкурс затянулся, хотя я предупреждал их с самого начала, что он может длиться годы. Но тогда они и слушать меня не хотели. Речи Фокса им были больше по душе.
— А что он им пообещал?
— Что добудет им победителя, — сказал Маклафлин, взял кочергу и резкими нервными движениями принялся размешивать угли. Искры метались, как растревоженные пчелы, и вылетали в дымоход. — Конкурс выполнил свою главную задачу: число подписчиков увеличилось и популярность журнала возросла. Теперь конкурс стал бесполезен. Хозяева Фокса спят и видят, как бы поскорее вручить их «скромное вознаграждение» — от читателей, прессы и всех последователей спиритизма. Если бы все решала редакция, они бы давно уже вручили пять тысяч долларов тому умалишенному фигляру, которого мы испытывали прошлой осенью, — как там его звали?
— Юджин Полини.
— Верно. — Маклафлин поболтал виски в стакане. — Вы понимаете теперь, как они возликовали, когда нашлась эта кандидатка. Молода, образованна, из хорошей семьи. Да к тому же не требует денег! Остановите печатные станки и звоните скорей губернатору! Мы посвятим ей целый номер! — Он залпом выпил виски, остававшийся в стакане, словно хотел залить горечь.
— Но им все же придется испытать ее, — произнес я осторожно.
— Полагаю, что они захотят обойти формальности.
— Но ведь вы этого им не позволите?
— Они меня и слушать не станут.
Я стал рассеянно расхаживать перед камином. Таксы задрали головы и следили за мной.
— А нет ли человека, которому бы вы доверяли и который мог поехать вместо вас?
— Пожалуй, что нет.
— А Гудини?
Я знал, что они друзья и вместе работали над статьями о различных способах проверки медиумов.
— Он путешествует по Европе.
Я остановился. У меня родилась неожиданная идея.
— А я?
— Вы, Финч? — брови Маклафлина удивленно взлетели вверх.
— Я мог бы нанять стенографистку вести запись сеансов и звонил бы вам каждое утро, докладывая новости.
Я говорил торопливо, понимая, что стоит мне остановиться и задуматься о моем предложении — и меня постигнет участь канатоходца, который рискнул посмотреть вниз. Невероятно, но Маклафлин серьезно отнесся к моему предложению.
— «Сайентифик американ» это не понравится…
— Нет.
— Полагаю, Фокс попытается вставить вам палки в колеса…
— Я не стану обращать на него внимания.
— С другой стороны, я не представляю, какие он сможет привести доводы, — продолжал Маклафлин. — В договоре четко сказано: каждый из нас имеет право в чрезвычайных обстоятельствах направить вместо себя своего представителя.
— Я думаю, сейчас как раз такой случай.
Маклафлин посмотрел на меня. Хотя глаза его вновь заблестели, он произнес осторожно: