Инамората

Не знаю, как он проник в заброшенную голубятню. Я с трудом пролез через спутанную сетку и склонился над голубем. Презрев предостережения Кроули об угрозе заразиться и преодолевая отвращение, я протянул руку и дотронулся до голубя, посланца Уолтера. Птица была холодной и недвижимой, словно камень, покрытый войлоком, казалось, она была мертва уже несколько дней.

Я подошел к низкой стене, которая шла по периметру крыши, и посмотрел, как тени, протягиваясь от крыши до крыши, соединяют улицы Чайна-тауна. Я думал о Мине и мысленно представлял себе ее улыбку. Прав ли Стонлоу? Был ли у нее сообщник? Или любовник? Я почувствовал, как сжалось мое сердце, когда я представил Мину в объятиях любовника. Отчего мне легче смириться с тем, что она обманщица, чем с тем, что она неверная жена? Почему я отказываюсь в это верить и стараюсь убедить себя, что она говорит правду об Уолтере и опасности, которая ей угрожает.

Я снял очки и потер глаза. В сумерках ее воображаемый образ приобрел более четкие очертания и стал холодным и загадочным — девушка, застигнутая во время недобрых размышлений. Кто она такая? О чем она думает?

Я снова надел очки. Я боялся возвращаться в комнату Стонлоу, боялся больше, чем в темной комнате во время сеанса. Но у меня не было выбора. Выбраться отсюда можно было только через окно. Я собрался с духом и взялся за перила пожарной лестницы.

За время моего отсутствия свет в комнате Стонлоу изменился, стены стали теперь зловещего оранжевого оттенка, как середина гниющей тыквы. Бывший муж Мины лежал там же, где я оставил его, растянувшись на постели и разметав руки. Рот его был открыт, губы похожи на перевернутый треугольник. И хотя я понимал, что это лишь ошибка обоняния, мне показалось, я почувствовал исходивший от него запах формалина.

— Стонлоу?

Я прижал ухо к его рту, чтобы услышать, дышит ли он.

— Финч.

Я чуть не выскочил из кожи.

— Господи!

Стонлоу приподнялся и схватил меня за рубашку. Он пробормотал что-то неразборчивое и невразумительное о десятиваттовой радиостанции, о том, что Кроули сущее чудовище, месмерист, Свенгали в хирургической маске, что Мина — его беззащитная пациентка, а я его ни о чем не подозревающий помощник. Это был спектакль «Гран Гиньоль»,[41] сыгранный в операционной, я пришел в ужас от безумных видений детоубийства и сексуального порабощения.

Я сжал запястье Стонлоу и неимоверным усилием заставил его отпустить мой воротник. При этом я невольно стащил его с постели, он осел на грязный пол, но я не стал помогать ему подняться. Меня охватила слепая паника: человек передо мной перестал быть Стонлоу, а превратился в труп, подобный тем, какие мне приходилось анатомировать в медицинской школе, — бледный, как вареное мясо.

Он вцепился в манжеты моих брюк, я снова отпихнул его и пнул бы еще, но он вдруг закричал и вновь превратился в Стонлоу.

Он жалобно захныкал, из ссадин сочилась кровь. Я оставил его и бежал прочь.

— Это просто смешно! — проговорил я и в тысячный раз крикнул в темноту: — Уолтер!

Темнота поглотила мой голос, но не отозвалась. Мы ждали его уже три четверти часа и двенадцать раз прослушали «Кто-то увел тебя из моих объятий» в исполнении Барни Рэппа и его оркестра. Теперь, когда граммофон собирался повторить эту песенку в тринадцатый раз, я вытянул ногу и вышиб вилку из розетки. Фокстрот со стоном оборвался.

— Вы что, совсем мозги потеряли, Финч? — взревел Фокс.

— Нет, только терпение, — ответил я и снова выкликнул упрямую тень. — Поговорите с нами, Уолтер. Я знаю, что вы здесь!

— Не надо его провоцировать, ничего хорошего из этого не выйдет, — буркнул Фокс. — Духи редко появляются, если чувствуют напряжение в круге.

«Чепуха, — подумал я. — Нашего, наоборот, хлебом не корми, дай поскандалить».

— Как долго мы станем ждать, прежде чем объявим сеанс несостоявшимся? — спросил Ричардсон.

— Если потребуется — всю ночь.

— Черта с два! — проворчал Флинн. — Давайте проголосуем.

— Флинн прав, — поддержал Фокс. — Все, кто за перенос сеанса, скажите «да»…

— Нет! — рявкнул я. — Он здесь. Я чувствую его присутствие.

— А я чувствую только, что правая сторона моей задницы затекла, — пожаловался Флинн.

— Позвольте вам напомнить, что среди нас дама, — проговорил Фокс.

— Да она нас не слышит, — возразил Флинн. Кажется, он был прав. Мина сидела рядом со мной и дышала ровно и глубоко, рука ее была на несколько градусов холоднее моей.

— Я говорил о молодой леди, которая ведет записи.

— Ладно, — проговорил Флинн и, обращаясь к диктографу на подоконнике, извинился: — Прошу меня простить, сестренка.

— Итак, мы собирались проголосовать по поводу…

— Я завершил вашу грязную охоту, — выпалил я в темноту, предпринимая последнюю отчаянную попытку выманить брата Мины. — Я нашел отель «Либерти».

— Мои поздравления, парень, — раздался знакомый голос из темноты со стороны подоконника. На этот раз он звучал слабее, чем обычно.

Показалось это мне или я и вправду разглядел силуэт в углу детской?

— Итак, — проговорил Уолтер, — славное местечко, верно?

— Не вполне.