— Как вы думаете, кто он такой? — спросил я, сгорая от желания узнать как можно больше о духе, присутствие которого мы все почувствовали — или, возможно, вообразили — там, в комнате на верхнем этаже. Но Кроули не успел ответить на мой вопрос или же просто ушел от ответа благодаря тому, что его жена стала подавать признаки жизни.
— Она приходит в себя! — возликовал Флинн.
Мина открыла глаза, увидела Флинна и одарила его улыбкой, исполненной такой глубокой интимности, что я решил, что она спутала его со своим мужем. Не скрою, мне захотелось в этот миг оказаться на месте газетчика.
— Дорогой… — прошептала она.
Флинн, хоть и слыл завзятым сердцеедом, покраснел до корней волос.
— Надо дать ей отдохнуть, — заключил Фокс от лица всей нашей компании. — Уже поздно, а нам еще многое необходимо обсудить перед сном.
— Боюсь, что мне нынче не заснуть, — проворчал Ричардсон.
— К черту сон, — сказал Флинн, — мне нужен телефон, я должен срочно передать материал для утреннего номера.
— Подождите, — запротестовал я. — Что вы собираетесь написать?
Флинн почувствовал настороженность в моем голосе и нахмурился.
— Ты же сам был там, парень. Или хочешь сказать, что ничего не слышал?
— Пока я не могу сказать, что именно я слышал.
Это было неправдой. Я все еще ясно помнил звук пианино, доносившийся из гостиной, бой старинных часов… и, конечно, тот злобный смех. Но, стремясь сохранить здравость суждений, я сказал:
— Давайте отложим обсуждение до завтра: утро вечера мудренее.
— Сладких снов, сынок, — отвечал Флинн. — Прочтешь мою колонку за завтраком, глядишь, тогда и поймешь что к чему.
— Нет, Финч прав, — поддержал меня Ричардсон, неожиданно выступив в мою защиту. — Это только первый сеанс. Мы не должны торопиться с выводами. Вы согласны, Малколм?
Но Фокс встал на сторону Флинна:
— Я видел вполне достаточно, да и слышал тоже.
— Пусть так, — не отступался я, сознавая, что наживаю себе недруга, — но, поскольку для окончательного решения и объявления победителя необходимо голосование большинства, вам придется подождать, пока мы будем столь же уверены, как и вы.
Фокс понял, что ему со мной не сладить, и стал мрачнее тучи. Но он ничего не мог поделать, а посему, когда Кроули принес наши пальто, Фокс схватил свое, выскочил из дома и скрылся в ночи. Остальные последовали за ним.
— О, Боже! — произнес Кроули, посмотрев на спящую жену, а потом на дрезденские часы на камине. — Я рассчитывал, что Пайк вернется к окончанию сеанса и поможет мне уложить жену в постель. Надеюсь, вы не откажетесь помочь мне отнести ее наверх, приятель?
— Конечно, нет, — согласился я. — Она ведь почти ничего не весит.
— Уф! — простонал Кроули, поднимая бесчувственное тело жены. — Жаль, что она не слышит ваших слов!
Совместными усилиями нам удалось поставить Мину на ноги, и, поддерживая с обеих сторон, мы повели ее вверх по лестнице. В спальне мы с величайшей осторожностью уложили ее на кровать. Это оказалось непростой задачей: все равно что осторожно уложить мешок с песком или сладко посапывающий куль кофе.
— Обождите, я принесу ее халат, — сказал Кроули и поспешил вниз, оставив меня размышлять, не собирается ли он просить моей помощи и в раздевании жены. Тут Мина пошевелилась и потянулась на прохладных простынях, словно довольная кошка, на лице ее появилась мечтательная улыбка.
— Поцелуй меня… — прошептала она, не открывая глаз.
Как я мог это сделать? Мина сама не понимала, что говорит во сне. Но она снова повторила свою просьбу, на этот раз более настойчиво.
— Поцелуй меня, дорогой…
Она произнесла это с такой милой невинностью, словно ребенок, который хочет, чтобы его поцеловали на ночь. Разве мог я отказать ей в подобной просьбе? Так, по крайней мере, я убеждал самого себя. Я наклонился и легко коснулся губами ее рта. Когда я отстранился, то заметил, что Мина улыбается.
— Это был замечательный поцелуй…
И она снова впала в забытье.
— Опять говорила во сне?
Я резко обернулся и увидел, что Кроули стоит в дверях спальни, держа в руках фланелевый халат и второе одеяло. Я не знал, как долго он стоял там и что успел увидеть, и прибег к спасительной лжи.
— Она говорила, что ей холодно.
Если Кроули и знал, что я солгал, то не показал виду. Не сводя с меня глаз, он показал мне стеганое одеяло.
— Я принес вот это, чтобы накрыть ее, — сказал он и, будто желая испытать меня, добавил: — Когда я ее раздену.
Я не знал, как истолковать выражение его лица. В комнате было слишком темно, и у меня не было опыта общения с ревнивыми мужьями, так что я не мог судить наверняка, такой ли человек стоял передо мной. Я притворно зевнул, пробормотал, что уже поздно и я ужасно устал, и поспешно ретировался в свою комнату.
На следующий день за завтраком Кроули и его жена держались со мной как ни в чем не бывало и были столь же предупредительны, как и накануне.