Индиана Джонс и последний крестовый поход

Они вошли в здание аэровокзала. От внимания Инди не ускользнул тот факт, что гитлеровские агенты проявили изрядную оперативность: уже были отпечатаны листовки с фотографией Генри Джонса – сейчас эти листовки раздавались всем военным, дежурившим в аэропорту. Оставив отца в сторонке, Инди отправился к кассам. А профессор прислонился к стене и загородился раскрытой газетой, Вскоре вернулся Инди с билетами, и они проследовали в сторону летного поля.

– Куда летим? – поинтересовался профессор.

– Сам не знаю. Просто попросил билеты на ближайший рейс.

– Ну и ладно.

Предъявив билеты, они выстроились в очередь на посадку. Впереди на летном поле их ждал огромный дирижабль высотой с десятиэтажное здание, под нижним его боком примостился биплан. Генри заглянул в билеты и сказал, что летят они в Афины.

Они поднялись на дирижабль и расположились в комфортабельном салоне у раскрытого окошка с поднятыми шторками-жалюзи. На летном поле работники аэропорта загружали в дирижабль багаж и продукты. Инди расслабленно откинулся в кресле и довольно произнес:

– Ну вот, все в порядке.

– Может быть, я с тобой и соглашусь, но только когда мы оторвемся от земли, – пробурчал Генри-старший, выглядывая из-за газеты, которой он снова загородился в конспиративных целях.

– Да ладно тебе, – хмыкнул Инди.

Но то, что он увидел дальше, заставило его похолодеть: по летному полю и сторону дирижабля бежал полковник Вогель в сопровождении гестаповца.

– Nichtzumachen! [Не закрывайте двери! (нем.)] – орал Вогель, обращаясь к кому-то из летной команды.

Инди беспокойно заерзал в кресле, к тому же пожилой низкорослый стюард в белом пиджаке обслуживал их невозможно долго. Когда стюард покидал салоп, Инди поспешил вслед за ним, явно желая свести с ним короткое знакомство...

Опираясь на тросточку, полковник Вогель расхаживал меж кресел, вглядываясь в лица пассажиров и задавая всем один и тот же вопрос: не встречался ли им господин с предлагаемой фотографии. Увы, его вопрос пока оставался без положительного ответа.

В салоне появился несколько возбужденный стюард. Движения его были скованы из-за тесного пиджака. Стюард, стараясь продвинуться вглубь салона, начал поспешно проверять билеты. Пассажиры не сразу поняли, в чем дело, пока стюард не перешел с английского на немецкий.

Когда какой-то господин с газетой не прореагировал на вопрос Вогеля, тому пришлось воспользоваться тросточкой. Он отстранил ею газету и расплылся в злорадной улыбке.

– GutenTag, HerrJones [Добрый день, господин Джонс (нем.)].

Старый профессор покрылся испариной и снял очки. Из-за спины Вогеля выглянул стюард и потребовал:

– Fahrschein, bitte, meinHerr [Господин, ваш билетик (нем.)].

– Weg [Подите прочь (нем.)] – не спуская глаз с профессора, сказал Вогель.

– А я говорю, предъявите билет, – не унимался на немецком стюард.

Профессор подслеповато прищурился – голос стюарда показался ему до боли знакомым.

– Послушайте... – Вогель раздраженно обернулся к стюарду и... узнал в нем старого знакомого. Получив удар в челюсть, полковник завалился на столик. По салону пробежал ропот... Инди схватил полковника за ремень и вышвырнул из окна. Тот с воплем обрушился на гору чемоданов с другого рейса. Инди отступил от окна и на немецком строго произнес, обращаясь к салону.

– У него не было билета!

Не желая себе такой же участи, пассажиры задних рядов начали судорожно вытаскивать билеты...

Пока Вогель выкарабкивался из кучи чемоданов, дирижабль медленно поднимался в воздух.

– Ты еще у меня получишь! – грозя кулаком в небо, орал полковник.

А Инди переоделся и вернулся на свое место, успев, кстати, вырубить рацию на борту.

...Дирижабль торжественно проплывал над горными хребтами, отбрасывая ломаную сигарообразную тень. Теперь, когда все тревоги были позади, Инди с отцом могли позволить себе по бокалу вина. Профессор снял очки, подышал на них, протер носовым платком и снова водрузил на переносицу.

– А знаешь, было интересно поучаствовать в твоих приключениях, – пальцы его машинально теребили страницы дневника, раскрытого на столе.

– Когда в последний раз мы сидели с тобой вот так и спокойно выпивали? – грустно вздохнул Инди. – Господи, давно это было. И пил я тогда не вино, а молочный коктейль.

– Гм... – смущенно откашлялся профессор. – И о чем была наша тогдашняя беседа?

– Да ни о чем. Мы же не разговаривали...

– Мне слышится упрек в твоем голосе.

– Нет, мне просто грустно. Пап, у меня никогда никого не было, кроме тебя, а я рос, как сорная трава. Мне было одиноко. Неужели тебе самому не было одиноко? Будь ты нормальным отцом, как другие, ты бы понял, о чем я говорю.

Генри-старший сокрушенно покачал головой и улыбнулся.

– А знаешь, ведь я был прекрасным отцом.

– С чего ты взял?

Профессор испытующе посмотрел на сына.