Индиана Джонс и заклятие единорога

Прямо на глазах у изумленного археолога кончики клинков сместились со своего места. Вот они касаются второй окружности. Клинки ползли друг другу навстречу, покрывая разделяющий их промежуток, будто стремясь сойтись у центра круга в космической дуэли. Вместо минут для Инди счет времени пошел на окружности. Жрецы анасаси были настоящими астрономами – как же иначе объяснить это зрелище на рассвете именно в день солнцестояния?

И тут кончики клинков соприкоснулись, слившись воедино. Перед глазами Инди вспыхнуло нестерпимо яркое сияние. Зажмурившись, он услышал звон – сродни благовесту или рокоту колокола башенных часов. Казалось, звон исходит отовсюду, наполнив звучанием даже самого Инди.

Когда он осмелился открыть глаза, солнечный луч заглянул в треугольное отверстие, прежде не замеченное Инди. Как же можно было его проглядеть?! Его здесь просто не было прежде, просто не могло быть! Инди прищурился, вглядываясь. Треугольный тоннель вел в исполинскую пещеру. Будто загипнотизированный, Инди прополз через тоннель внутрь.

Там оказалась каменная глыба, на вершине которой сидел серебряный двуглавый орел. Инди двинулся к нему, помаргивая – почему-то никак не удавалось сфокусировать зрение. В голове воцарилась головокружительная пустота. Громкий благовест не умолкал ни на миг. Инди коснулся серебряных голов, потом взял орла обеими руками. В глыбе была трещина, из которой показался винтообразный костяной жезл, увенчанный серебряным орлом.

Инди поднял жезл, пробежавшись пальцами по его прохладному, гладкому костяному древку. На рукоятке виднелась греческая надпись, удостоверявшая, что этот аликорн принадлежал императору. Инди бросилась в глаза другая надпись в нижней части древка.

Инди узнал строку из греческого Нового Завета, заимствованную из визнатийской молитвы «Трисвятое» и гласившую: «Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный». Заключительные слова фразы, «помилуй нас», были опущены, и вполне справедливо – учитывая историю жезла.

Инди поднял голову. Воздух вокруг него переливался, словно подернутая рябью гладь озера, играющая солнечными бликами. Вокруг мерцали полупрозрачные образы, миражи и радуги. Ощутив необыкновенный душевный подъем, Инди воздел жезл над головой, помимо воли обратившись мыслями к неизменным исканиям отца, надеющегося отыскать Святой Грааль.

И тут же раздался голос, подобный мысли, но столь внушительный, что Инди тотчас понял: это не порождение его собственного разума. Словно эта мысль исходила от двуглавого орла.

Обладать мною дано лишь тому, в ком нет коварства; в ком жар страстей переплавился в тепло человеческого сострадания, природное невежество – в святую мудрость, самолюбие – в самоотречение; ибо я – священный символ безмерного величия, высочайшего совершенства и абсолютной истины. Я – символ стража врат, ибо один мой взор обращен к светозарному лику Творца моего, а второй – к бескрайней вселенной, созданной Им. В лапах я сжимаю аликорн – пламенеющий огнь духа, исторгший чудо моего бытия. Я символ Посвящающего в таинство, веками несущего на своей спине Ганимеда к лику богов.

Свет вдруг померк. Инди оглянулся на треугольник входа. Тот запульсировал, открываясь и закрываясь, открываясь и закрываясь – и с каждой пульсацией тоннель становился все меньше и тесней, стягиваясь, будто зрачок. Инди понял, что надо убираться отсюда, и побыстрей, чтобы не оказаться в ловушке навечно. Но остаться было бы так легко! Часть сознания понукала его броситься в бегство, но вторая вопрошала: «Но к чему? Что может быть лучше, чем углубляться все дальше и дальше в теплые объятья нижнего мира?»

Словно вспышка света озарила сознание Инди. Это нижний мир! Человеку здесь не место. Здесь нельзя оставаться. Бросившись к выходу, Инди упал на четвереньки и пополз. Но отверстие стало чересчур тесным, угрожая вот-вот сомкнуться. Инди распластался на животе, что есть сил извиваясь в узком тоннеле, охваченный страхом застрять, увязнуть в скале врат нижнего мира.

Высунув из сжимающегося отверстия голову, Инди протиснул следом руку, оперся ладонью о стену, высвободился и упал на изрытый пол. Благовест оборвался. Солнечные лучи больше не пробивались сквозь щель в скале, коридор погрузился во мрак. Уперевшись ногами в края ямы, Инди сел и утер мокрый лоб.

Сакральные знаки анасаси остались на своем месте, все те же, что и вначале – но от треугольного отверстия не осталось и следа. Изумление мало-помалу уступило место подозрительности. Должно быть, это какая-то иллюзия, очередной фокус Агуилы. Инди просто видел то, что нужно было индейскому шаману. После того как Инди напился чаю, Агуила загипнотизировал его, внедрив в сознание определенные мысли. «Когда ты увидишь эти символы, с тобой случится то-то и то-то».