Индиго

– У-у ты мой славненький! – Светлана Андроновна, расчувствовавшись, нежно погладила сына по небритой щеке.

Молодой человек стерпел и мастерски скрыл брезгливость улыбкой.

– А у Вали этой, оказывается, жених есть…

– Да ты что! – до крайности удивилась барыня. – И почему я всё узнаю последней?

– Я тоже узнал, когда встретился с ним.

– И кто же молодчик?

– Кузнец. Кузьмой звать.

– Ага!

– Так вот тот самый кузнец шёл девку свою встречать: припозднилась, мол. А как увидал нас с ней у кладбища, взбеленился и пошёл на меня с ножом.

– Ужас кромешный!

– И зарезал бы меня деревенщина, как пить дать, не захвати я с собой пистолета…

– Отец знает? – спросила, посерьёзнев, Светлана Андроновна.

– Нет, я сразу к вам, мама.

– Правильно. Демьян Евсеевич с горячей руки наломает дров – щепок не соберёшь… Что-то делать надо! Погост за кузнеца горой встанет…

– Так вы же, маменька, с исправником на короткой ноге. Пусть пошлёт урядников, они его под стражу и возьмут. Завтра.

– Завтра? – схватилась за сердце Светлана Андроновна: выходило, что сегодня нужно опять трястись по жаре в тарантасе.

– Непременно завтра! Вдруг вздумается кузнецу исполнить свою угрозу.

– Он ещё и угрожал? – ужаснулась барыня. – Мне точно нужны капли! – Она снова затрясла колокольчиком.

– Конечно, угрожал! А завтра его схватят, всыплют розги и посадят за решётку.

– Да-да. Благо, что император-батюшка послушал Сенат, и мы сможем кузнеца-ирода сослать в Сибирь!

– Без суда сможем, мама, – поддакнул довольный Иван Демьяныч.

К беседке снова подбежал холоп.

– Что так долго, окаянный! Неси скорее мои капли! – скомандовала Светлана Андроновна и, изнеможенная, откинулась на вышивной подушечке с яркими тетерками, вяло опахивая себя веером.

Сегодня ей предстоял визит к исправнику.

26

Весь смысл жизни, такой огромной – сузился, представ в одном рваном тетрадном листке с небольшим перечнем фамилий и адресов. Ничто отныне не могло стать преградой для достижения цели, смысла Валентиновой жизни, даже смерть. Даже смерть, если придётся, станет его союзником. С детства Валентин жил под чьей-то указкой, которая больно била ослушника. И эта чья-то указка не ломалась, как школьная деревянная. Каждой клеткой тела, каждой фиброй души он наполнялся свободой, как иссушенная палящим солнцем земля наполняется водой после долгожданного ливня. Наконец-то он может идти своим путём, а не проторенной дорожкой человеков, молящихся Богу о делах повседневных, а не о вечных душах своих. Он не умеет молиться, но Господь Бог внял его постоянным мыслям, ясно явив фамилии безбожников.

Было ли это знамением Божьим или галлюцинацией?

А кто хоть раз видел что-то, кроме тьмы, в обмороке?

Валентин воспринял обморок, как тайное свиданье с Богом, пусть Он и не явился пред ним в своём величии. Кто он такой, чтобы видеть Его? Валентин не был уверен даже в том, что видел крестьянку. Когда пришёл в себя, он только чувствовал её бесплотное присутствие… и видел фамилии, отпечатавшиеся ярко-чёрными письменами на сетчатке глаз.

Чёрным по белому вражьи фамилии выстроились в ряд на разлинованной в бледную клетку бумаге, смирно ожидая своей очереди. Валентин улыбался, и улыбка была доброй.

До жути.

Он решил идти строго по списку, не отклоняясь – ведь именно в этой последовательности фамилии явились ему (знаменательно, что главный виновник значился в списке последним, напоследок). Знать, так тому и быть! Дело за малым.

27

Из дневника:

Нужно жить так, чтобы можно было даже в пустыне оставить свой след.

28

Вот уже два года будет, как нежит свои кости в сырой земле дедушка Полтора-Ивана, – царствие ему Небесное! – кузнец, у которого Кузьма в подмастерьях ходил. Кузнецом дедушка Полтора-Ивана был знатным, но и по выпивке специалистом числился заправским. Погубила его сила нечистая – водка: захлебнулся кузнец в пьяном угаре собственной блевотиной, так и помер.

Кузьма же пить не любил: буйным становился, потому, став единственным кузнецом, решил спровадить всех забулдыг-выпивох от кузницы подальше. Мужики взбунтовались, но Кузьма по силе своей Полтора-Ивану не уступал и, побив один раз одного настырного, объявил:

– Будете донимать – не будет у вас кузнеца! Уйду в пахари.

Мужики почесали в затылке… и выкрутились:

– А драться мы всё равно здесь будем!

А какая ж драка без выпивки? Махнул на них Кузьма, да не совсем: следил, кабы не вдрызг напивались и драки до худого не доводили. За это мужики Кузьму очень уважали.

И сегодня несколько мужиков собралось от тоски перевара хлебнуть, и заспорили, чья земля в России: барская или всё ж крестьянская. Испокон веков выходило, что землёй владеет тот, кто её, матушку, обрабатывает. Земля Господа Бога! – а на деле выходило, что господ мирских, возомнивших себя божками, и закон за них, запрещающий крестьянам свои наделы иметь. До драки спор доходить стал: за кем правда?

Но дойти не успел.

Прибёг к кузнице мальчишка-пострел и объявил мужикам, что явились в деревню гости незваные, урядники уездные при оружии и верхом.