Индиго

Это были его последние слова. Сразу после них Гимли развернулся к двери и быстрым шагом пошел прочь из зала. Он был четвертым сыном Ахтамара. В его жилах текла императорская кровь, и Рамос не решился казнить его. Гимли был сослан в далекую и самую неприступную тюрьму империи. Она носила имя — Черная скала. Располагалась эта тюрьма далеко на северо-востоке. На границе Высоких Гор Севера, Таежных Лесов и Топких Болот. В месте слияния этих земель находилась каменистая пустыня. Ровное поле, покрытое черными камнями было абсолютно мертвым. Из недр земли каждую ночь поднимался ядовитый газ. Никто и ничто не могло выжить в этой каменной пустыне. В ее центре возвышалась одинокая черная скала, вокруг которой было несколько озер. Вода в озерах так же была ядовита. Внутри этой скалы и была построена тюрьма. Построили ее еще люди, задолго до Великих Войн Древности. В ней они содержали самых опасных преступников. Затем, когда гномы победили людей, тюрьма перешла в их ведение. Сейчас она пустовала. Кроме стражей в ней никого не было. Да и вообще, за время империи ее узниками становились лишь два десятка гномов. Теперь ее главным и единственным арестантом стал Гимли-Ксай. Попасть в тюрьму можно было только тогда, когда на небе было солнце, его свет рассеивал ядовитый газ. А как только оно скрывалось за горизонтом, пустыня опять становилась смертельной ловушкой.

— Сразу после праздника ты, Гектор, отправишься на север и возглавишь таежную армию. — Приказал Рамос, чуть успокоившись после ареста Гимли. Он не мог поверить, что тот сам дал ему повод схватить себя. Рамосу даже не пришлось оправдываться за это. На его груди висела печать императора, так что его слово было законом для всех. Но когда дело касалось его семьи, нужен был очень веский повод. И Гимли сам его подарил Рамосу. — Проверь, как там все обстоит на самом деле. Судя по всему, Гимли после пленения в Омниусе завел панибратские отношения с рабами. Я больше не могу верить его докладам.

Гектор согласно кивнул. Ему было жалко Гимли, но поделать он ничего не мог. Теперь их осталось всего трое. Арес был мертв. Тилор ушел в изгнание. Гимли арестован и до конца своих дней будет находиться в Черной скале. Рамос и Некрос все, кто у него остался и Гектор понимал, что обязан дорожить ими, что бы ни случилось.

День празднования был все ближе и Гадес уже буквально кишел гномами и драконами. Вокруг столицы Рамос приказал выставить усиленные посты драконов, что бы ничто не могло нарушить идиллию его праздника. В предместьях Гадеса собрались почти все драконы. Среди них не было только самок и ускореннорожденных. Одни продолжали находиться в Окоросе, а другие охраняли западные границы. Все атаманы драконов тоже прибыли в Гадес. Все кроме пятерых. Не было Гесса и еще четверых. Рамос не понимал, куда они делись. Они просто сбежали, причем забрав с собой мать драконов. Когда Рамос услышал об этом, то пришел в бешенство. Лукас-ОкРосс не смог объяснить своему императору причину их побега. На всякий случай Рамос вызвал к себе одного из драконов и проверил на нем действие проклятия. Оно было в силе. Это немного успокоило Рамоса. Он решил продолжить приготовления к празднику, а с дезертирами приказал разобраться позже.

В день празднования, как только первые лучи солнца осветили стены древней столицы империи, над Гадесом разнесся звон колоколов и рев фанфар. Они призвали всех явиться на главную площадь к дворцу императора. Шумная, радостная толпа благородных Ксаев и АкХанов начала плыть к центру города. С ними были их гномьи и дети. Все они были одеты в праздничные наряды с богатыми украшениями. Дети несли в руках флаги своих кланов. С голов гномьий свисали яркие разноцветные ленты. На каждом углу Гадеса стояли бочонки с пьянящим сидором. Его разливали всем желающим и в любом количестве. На самой же площади уже все было готово к параду. Стройные ряды слушателей военных академий столицы сменяли полки имперской гвардии и личная стража императора. На главном балконе дворца уже стояли Рамос, его братья и высшие Ксаи всех кланов. Менди среди них не было, даже настоятелей Священных храмов. После низложения этой касты, Рамос не хотел допускать их к себе. Сам вид их черных одеяний уже приводил его в уныние. Теперь каста жрецов и монахов была вынуждена волочить убогое существование. Лишенная всех привилегий и полномочий она начала медленно угасать. Теперь Менди не могли призывать в свои ряды тех, кого хотят. Даже простородные гномы не желали добровольно вступать в касту Менди. И так как своих детей у них не было, то дни их были уже сочтены. Более того, многие послушники и младшие монахи начали выходить из касты и возвращаться в свои семьи и кланы.