Индиго

– Утром я проснулась в поле, Алан, – рвано выдыхает Аннабель. – Под огромным высохшим каштаном, среди желтых цветов, дезориентированная и парализованная ужасом. Я не помнила, как там оказалась, не понимала, что происходит, и не могла ни кричать, ни звать на помощь, ни толком двигаться. Мышцы ныли так, словно я всю ночь бегала по этому чертову полю от самого дьявола. – Анна нервно улыбается. – Но в том чудовищном сне, отпечатавшимся в памяти, я вообще не шевелилась. В моем сне я побывала в аду, в самом его центре, окруженная настоящими демонами.

– Ты была одета? – уточняю я, ловя на себе полыхнувший холодом взгляд Аннабель. Ее передергивает от моих слов, она снова закрывается, воздвигая между нами невидимый барьер. Интересная реакция, требующая особого внимания.

– При чем тут это?

– Ты говорила, что была обнажена, пока вокруг тебя водили хороводы некие существа со звериными рылами, – поясняю спокойным тоном.

– Это же просто символизм. Если пытаться расшифровать сон, то нагота означает беспомощность и невозможность противостоять опасности.

– Хорошо. Я спрошу конкретно. Ты проснулась в поле в той же одежде, что уснула? Или ты спишь голая?

– Не сплю я голая! – раздраженно восклицает Анна. – На мне была ночная рубашка. Та же, в которой я легла в свою кровать. Куда ты ведешь, я не понимаю?

– Пока никуда. – Пожав плечами, миролюбиво улыбаюсь. – Были какие-то следы на теле? Синяки, ссадины, боль в непривычных местах. В ступнях, например…

– Нет, – резко обрывает меня Анна. В ее глазах вспыхивает настоящее пламя яростного негодования. – Я была парализована ужасом и напугана, – повторяет она уже сказанное. – Никаких следов насилия, если речь об этом.

– Заметь, я не говорил о насилии, – осторожно замечаю я. – Ты могла пораниться, когда бродила по полям в неосознанном состоянии.

– Значит, мне повезло, и я даже в неосознанном состоянии была осторожна.

– Тогда, возможно, имеет место случай сомнамбулизма? – предлагаю единственный разумный при имеющихся деталях вариант.

– Я не лунатик, Алан. До той ночи я никогда не ходила во сне и не видела кошмаров, – категорично опровергает Анна.

– Ты рассказала кому-то, что с тобой произошло? – спрашиваю я, решив пойти в другом направлении.

– Я два дня провалялась в кровати с высокой температурой и дикой слабостью. Сил хватало только на то, чтобы доползти до туалета. Все двое суток я боялась закрыть глаза. Мне было страшно, что сон повторится… – Анна обхватывает себя за плечи, словно закрываясь от пугающих воспоминаний. – Мириам пришла ко мне только на третий день. Может быть, она навещала меня и раньше, но я этого не помнила. Мири легла рядом со мной, крепко обняла и сказала… – Сбившись, Эни бросает на меня потерянный взгляд. – Она сказала, что я должна поспать, если хочу поправиться.

– И все? – недоверчиво нахмурившись, уточняю я. – Больше ничего?

– Нет, не все… – Аннабель медленно, словно в трансе, мотает головой. – Мири пообещала, что останется на всю ночь и не позволит им забрать меня.

– Им?

– Я не говорила ей, Алан, – предугадывая мой вопрос, произносит Эни. – Но она знала. Мириам тоже видела похожие сны.

– Злые силы, духи и прочая нечисть открыли охоту на двух молоденьких девчонок? Так вы решили? – предполагаю я, следуя деструктивной логике Аннабель. – Других объяснений поискать не пытались?

– Мы обе были сильно напуганы, Алан. – Аннабель снова все сводит к банальному страху. – Мириам еще сильнее, чем я, но она отказывалась говорить о том, что происходило с ней, и я тоже молчала. Потом мы притворились, что ничего не было. Я уехала в Дейтон и больше никогда не возвращалась в Индиго.

– И больше никогда не общалась с Мири? – подхватываю я.

– Нет, никогда, о чем сейчас очень сильно сожалею, – с горечью отвечает Анна. – Она писала мне. Часто писала. В Индиго отсутствовали другие средства связи с внешним миром, кроме почты. Это был единственный способ достучаться до меня. Письма Мири копились в абонентском ящике. Я их даже не забирала. Мне было страшно, Алан. Сны возвращались, когда я позволяла себе хотя бы малейшую мысль о ферме Бенсонов.

– Сейчас ты не боишься? – Протянув руку, я дотрагиваюсь пальцами до подвески, нагретой теплом женского тела.

– Боюсь, – кивает Анна, мягко и одновременно уверенно отстраняя мою руку. – Но я думаю о Мири. О том, как она стойко боролась со своими страхами. И мне становится стыдно за свою трусость.

– А я думаю о том, что ты рассказала мне не все, – заключаю я, пристально наблюдая за гостьей. Она отводит взгляд и, встав на ноги, отходит к окну.

– Как и ты, Алан, – негромко отзывается Аннабель. – Немногие люди способны на полную откровенность.

– Никто не способен, – корректирую я ее утверждение. – Люди лгут, Эни. Постоянно лгут. Друзьям, знакомым, коллегам, детям, мужьям, женам, любовникам и самим себе. Даже наше подсознание тоже часто прибегает к обману, чтобы защитить. Ложь бывает разной, иногда она спасает нас от серьезных психологических травм, заставляя мозг забыть то, что может его разрушить.