Индиго

Кузина подносит к своим губам палец, призывая Анну к молчанию, и, отвернувшись, словно в каком-то трансе медленно заходит в воду. Сначала по щиколотку. Потом по пояс. Громкий всплеск, и Мириам резко исчезает, нырнув в глубину. По поверхности пруда расходятся круги, отражение склонившихся крон деревьев расплывается, напоминая кривое зеркало. Парализованная необъяснимым ужасом, Аннабель не может шелохнуться, только смотреть и мысленно кричать: «Вернись, пожалуйста, вернись! Мне не нравится эта игра. Она меня пугает».

От выступивших слез призрачно-белый туман, накрывший пруд, кажется гуще и плотнее. Время растягивается, каждая секунда ощущается как вечность. Гулкие удары сердца причиняют боль.

«Давай же, Мири», – умоляет Аннабель, едва сама не лишаясь сознания. Зловещая темнота неумолимо подступает, пустые легкие горят. Свой первый полноценный вдох Анна делает, только когда над поверхностью воды появляется темная макушка кузины, но облегчение, охватившее Аннабель, длится недолго. Мириам выходит из пруда так же медленно, как и вошла. Ее голова опущена, мокрые волосы почти полностью закрывают лицо. Сгорбившись, она несет на руках что-то тяжелое, укачивая и крепко прижимая к груди, с трудом передвигая ноги. Сначала Анне кажется, что Мири достала со дна большую куклу, но откуда ей взяться в пруду, если Мириам никогда не играла игрушками? Первый луч солнца, внезапно прорезавшись из-за облаков, падает на бледное личико маленького Кевина. Опустившись на колени, Мириам опускает крошечное тело на берег и, склонившись, ласково убирает вьющиеся пряди со лба младшего брата, накрывает ладонью синие губы и, отпрянув назад, издает нечеловеческий, полный отчаянья крик.

Распахнув глаза, Аннабель резко подскакивает с кровати. Все еще во власти жуткого сна, она опускает ступни на прохладный пол и, встав на ноги, подбегает к окну. Задыхаясь, прикладывает ладонь к бешено колотящемуся сердцу, затуманенным взглядом уставившись на умытые дождем улицы Дейтона. Серое небо по-прежнему плачет, нависнув над городом, холодные ветра гоняют по тротуарам сорванную с деревьев желтую листву, а перед глазами Анны вновь появляются пылающие поля вайды, темные воды пруда и белое неподвижное детское тело на берегу… Вопль Мириам все еще стоит в ее ушах, заставляя обливаться сердце Аннабель кровью. Мучительная боль разрывает грудную клетку. И нет ни начала, ни конца этой адской выворачивающей душу агонии. Сознание накрывает алой пеленой, мозг отказывается возвращаться в реальность. Согнувшись, Анна падает на колени и беззвучно стонет, накрывая мокрое от слез лицо ладонями и все глубже ныряя в беспросветную тьму.

«Мне так жаль, Эни…» – там, на самом дне бездны отчаянья, сквозь пелену боли в ее мысли просачивается тихий шепот. Она узнает этот голос сразу, хотя он почти неразличим.

Мириам.

Ледяное дыхание шевелит волоски на ее затылке. Это не сквозняк, окна плотно закрыты.

Скрюченное тело Аннабель охватывает озноб, обнаженная кожа покрывается липким холодным потом. Холод сковывает все мышцы.

«Мне так жаль, Эни… Так жаль…» – стонущим эхом звучит в ее голове.

– Тебя здесь нет, – хрипло шепчет Анна, прогоняя наваждение. Звук собственного голоса приводит девушку в чувство. Резко выпрямившись, она оглядывается по сторонам, постепенно начиная узнавать очертания спальни.