Индиговый ученик

Арлинг почувствовал, что побледнел от злости и отвернулся, не желая, чтобы учитель видел его досаду. Боль обрадовалась неосторожному движению и вгрызлась в него с новой силой. Но Регарди было не до нее. Его терзали чувства, куда более свирепые, чем огонь, пожирающий тело. Почему его отправили в больницу? Означало ли это временное наказание, или ему предстояло навсегда расстаться со школой?

- Больно? - спросил иман, застав Регарди врасплох. Ему следовало признаться, что все тело разрывается на части, или учитель проверял его мужество, ожидая от него краткого и лаконичного "нет"? Не определившись, Арлинг промолчал, но, к его облегчению, мистик ответа не требовал.

- Нехебкай хранит тебя, - сказал он, размешивая в воде какую-то вонючую смесь. - Если бы удар пришелся на два пальца левее, мы бы с тобой не встретились.

- Долго я тут? - выдавил из себя Регарди, глотая лекарство. Сейчас он был готов проглотить что угодно, лишь бы его вернули в школу.

- Долго, - уклончиво ответил иман, и Арлинг понял, что все серьезнее, чем он ожидал.

- Как Ол?

- Лучше, чем ты, - произнес мистик, вставая. - Выбитый зуб красоты ему не прибавит, но он уже вернулся к тренировкам. А вот ребятам Шамир-Яффа придется лечиться даже дольше твоего. У двоих сотрясение мозга, а третий еще не пришел в себя.

Регарди хотелось стать простыней, потому что иман грозно навис над ним, продолжая безжалостно отсчитывать.

- Скажи, что я упустил в твоем обучении, Лин? Один слепец, а умудрился собрать вокруг себя слепых со всего Балидета. Шамир-Яфф потребовал, чтобы тебя наказали - публично высекли на главной площади. Я потребовал того же в отношении Фарка. В результате, судья признал виновными вас всех, приговорив к месяцу работ на шелковичных фермах. Фарк со своими уже отрабатывает. Ол приступил сегодня. Тебе придется к ним присоединиться, когда поправишься. Как раз попадешь на уборку урожая.

Арлинг впервые порадовался, что не мог встретиться с иманом взглядом.

- Простите, учитель, - выдавил он из себя. - Я виноват... Опозорил честь школы.

- О чести мы поговорим позже, - сухо ответил мистик.

Регарди сглотнул, понимая, что вежливых и нужных вопросов больше не осталось и пора переходить к главному. Драки были запрещены, и мистик имел полное право отказаться от него, вернув на улицы Балидета. Закончив сказку.

Но иман не был бы иманом, если бы не понял, что этого вопроса Арлинг не задаст никогда.

- Когда справишься с уборкой урожая, мы продолжим твои тренировки, - сказал учитель, и в его голосе послышалась улыбка. - Познакомлю тебя с ножом получше. И запомни. Знать одни победы вредно. Иногда надо знать и поражения.

***

И хотя иман обещал забрать его через неделю, прошел месяц, прежде чем Арлинг покинул госпиталь Семерицы. Было многое: бессонные ночи, отчаяние, унизительные процедуры, болезненные перевязки и тревожные молитвы жрецов, но тяжелее всего далась вынужденная неподвижность, которая заставила его чувствовать себя деревом, у которого повредили корни. Останется ли его тело покрыто мертвой, бесчувственной коростой, или на нем вырастет новая кожа, способная понимать мир лучше прежней? Обоняние и вкус исчезли вместе с остротой слуха, заключив в плотный кокон слепоты, из которого он выбирался все годы обучения в школе. И хотя учитель обещал научить его летать, крылья сломались, не успев раскрыться.

Регарди надеялся, что поправится быстро, но кости срастались медленно, а швы, наложенные на рану, загноились, вызвав жестокую лихорадку, которая погрузила его в странный мир, собранный из лоскутов прошлого и настоящего. Чувство времени вернулось не скоро и облегчения не принесло. Арлингу казалось, что он сделал гигантский шаг назад, снова оказавшись беспомощным слепцом, потерявшимся на улицах чужого города.

По мере того как его выздоровление затягивалось, мистик появлялся в госпитале все реже. Несмотря на то что к нему приходили слуги, Атрея, другие учителя с учениками и, конечно, Беркут, отсутствие имана было подобно засухе для отростка, привезенного из далекой окраины. Теперь все было именно так. Регарди и не заметил, как Балидет превратился для него в центр мира. Сикелия стала солнцем, а все остальное - пылью, поблекнувшей в его блеске.

Дни пролетали, как песок, гонимый ветром по хребтам дюн и барханов. Жизнь постепенно возвращалась, но Регарди знал. Какая-то его часть навсегда потерялась в апельсиновой роще. Он цеплялся за обещание мистика продолжить его обучение, как корабль за свет маяка, с трудом пробивающийся сквозь шторм. Но волны поднимались все выше, ветер становился сильнее, а корабль - неуправляемее. Его неизбежно несло на рифы отчаяния, а страх, который исчез куда-то во время драки, теперь стал его вечным спутником, нашептывающим предательские мысли. Ты трус и слабак, ты не справился.