По ночам над темным человеческим поселением разворачивается грандиозный космический купол с крупными яркими звездами и планетами, с миллионами светящихся точечек. Испокон веку на нагревшихся за день завалинках под теплые вздохи коров взрослые и дети слушают прохожих странников, на слух воспринимая сказания ведической и средневековой Индии, легенды о богах и героях, рассказы о святынях и храмах.
Под этим вселенским куполом в жаркую, как это ни странно для нашего уха, декабрьскую ночь 1853 года, накануне христианского Рождества в семье бедного брахмана и появился на свет первый ребенок – девочка, которую назвали Сарадой.
Впрочем, и это характерно для Индии, при рождении ее нарекли иначе, но родственница, похоронившая незадолго до того маленькую дочь, которую звали Сарадой, упросила родителей новорожденной переназвать ее, уж очень хотелось, чтобы маленький человечек по имени Сарада жил, как бы заменив собой забранного богами младенца. Так и стала крохотная Тхакурмани (как назвал ее специально приглашенный астролог) – Сарадой.
О рождении ее – и вот это уже для Индии совсем не характерно – народная молва не сохранила никаких чудесных подробностей, чего либо, выходящего за рамки обычного, повседневного, не придуманного. Ну, разве что один – два вещих сна.
Про семью ее рассказывают, разумеется, что и отец, и мать особо отличались благочестием, – но, во-первых, в Индии это можно сказать едва ли не о каждой семье, особенно в деревне, а во-вторых, благочестие родителей (даже в Индии) еще не залог высокой морали их детей – кстати, братья Сарады выросли отнюдь, отнюдь не святыми.
Она была первенцем, и это определило характер ее работы по дому, едва она немного подросла. Вся забота о шести малышах (сестре и пяти братьях) лежала на ней и, странно, ей доставляло удовольствие следить за ними, кормить, мыть и всячески обихаживать. Ее вообще переполняла добрая предупредительность и в деревне ее любили. Вечная нянька, рано познавшая ответственность и чувство долга, была для всего этого многоголосого детского сада и лидером, и утешителем, и надзирателем, и помощником. Может, ее доброта и избаловала их – но она, во всяком случае, никогда не жалела об этом, как не жалела она и о том, что в последовавшие годы этим ее качеством пользовались сотни людей – и не все из них были людьми достойными и добродетельными.
Похоже, что это было счастливое, хотя и, безусловно, бедное детство. На ней лежала уборка дома, готовка (и ей обычно приходилось таскать неподъемно тяжелые котлы), сбор корма для скота. Она носила еду родителям в поле, а вскоре и сама стала помогать им собирать хлопок, прясть.
Она любила в старости не без юмора рассказывать об этом совсем не беззаботном периоде своей жизни. Видимо, ей бывало тяжело, но осознала она это лишь во взрослом состоянии и легкая досада о прошедшем мимо детстве проскальзывала изредка в ее словах Как-то в поздние годы растроганная мать ее мечтательно сказала, что она очень хотела бы, чтобы в следующей жизни Сарада снова была бы ее дочерью. «Ну да, – последовал неожиданный ответ, – чтобы я снова нянчилась с твоими детьми!».
И все же тогда, на заре жизни, были и у нее минуты отдыха, и наполняла она их не совсем обычным занятием – лепила из глины кукольные изображения богов и украшала их яркими цветами.
Внешний мир приходил в Джайрамбати в виде странствующих коробейников и бродячих садху со спутанными волосами, длинными бородами, и веригами и бусами на обнаженных телах. Как уже говорилось, они приносили с собой легенды и песни и завороженно внимала им уставшая за день Сарада.
И не раз за ее детские годы приходило в деревню то, о чем, к счастью, давно уже забыла современная нам Индия – голод. Беспощадный, как стихийное бедствие. Смертоносный, как полномасштабная война. Неумолимый, как тяжкий рок.
Голод в колониальной Индии представить или описать невозможно. Это одна из самых страшных страниц истории рода человеческого.
Семье Сарады, небогатой, но все же не нищей, удалось выйти из этой беды без потерь. Но общее горе всегда непосредственно касалось и их Как могли, старались они облегчить страдания односельчан и из последних сил готовили еду для всех голодающих, и чтобы обезумевшие люди не обожглись, заглатывая без разбору горячую пищу, Сарада махала маленькими ручками, стараясь остудить поскорее незамысловатую еду, и потом разносила ее сползшимся к ним во двор изможденным полуживым скелетам.