Индия глазами русского Шивы. Роман-путеводитель

– Ребята втроем в одну, мы с тобой – в другую! – приняла решение Дина. – Надеюсь, ты не маньяк?

– А надо им быть? – смеюсь я и смущаюсь от неожиданности.

Разбредаемся по номерам. Пока я подвешиваю на дверь комнаты здоровый накладной замок, который всегда вожу с собой в целях охраны тела и имущества, сзади раздается истошный вопль Дины. Оборачиваюсь и вижу: по облупившейся стене комнатушки медленно ползет здоровенная сколопендра – омерзительная тварь, густо утыканная крючковатыми ножкками. Довольно опасная к тому же. С третьего удара мне удалось прикончить ее Дининым махровым полотенцем. Если честно, сам до смерти боялся, но виду не подал. Зато Дина после такого мужественного поступка начала смотреть на меня с еще большей заинтересованностью.

Утром началось наше знакомство с деревушкой Маланой. От разных бывалых людей мне доводилось слышать, что здесь сохранились полуиндийские-полугреческие обычаи. Дина тоже об этом от меня слышала и ожидала увидеть благородных светлокожих индусов с греческими носами. Оказалось: полная туфта! В замурзанной донельзя кафешке мы пообщались с несколькими местными, из тех, кто говорил по-английски. Выглядели они как вполне обычные индусы. Смеясь, они рассказали нам о том, что об Александре Великом и его воинах узнали от туристов. И теперь стараются всячески поддерживать этот миф. На нескольких домах даже существуют барельефы воинов, одетых в кольчуги. Больше туристов – больше прибыли!

А вот некоторые кастовые обычаи в Малане сохранились превосходно: хозяин гестхауса предупредил нас, чтобы мы не трогали вообще ничего в деревне без разрешения местных жителей. Самыми сакральными объектами являются камни, которым поклоняются жители Маланы. Они разбросаны повсюду. Тронешь – и минимальный штраф в двести рупий обеспечен. А уж криков точно не оберешься.

– Здесь до сих пор говорят на языке ракшасов! – таинственно сказал хозяин и многозначительно подмигнул.

– Что это означает?

– Другие жители долины нас понимают с трудом! Язык необычный, редкий.

– А еще я слышал, жители вашей деревни никогда не моются! – сказал Раймо.

– А еще могут жениться столько раз, сколько денег хватит! – жизнерадостно улыбаясь, подхватил наш новый индийский знакомый.

Мы так и не узнали, подшучивает он над нами или нет. Вообще о хозяине нашего маланского приюта стоит сказать особо. Он гордо назвался Рафаэлем, хотя был определенно чистокровный индус. В отличие от многих других хозяев гестхаусов, где мне приходилось останавливаться, он был весьма вежлив, прилично говорил по-английски и не производил безнадежно тупого впечатления. В крошечном лобби у него стояло пианино, занимавшее три четверти свободного пространства. Я просто обалдел от такой инсталляции: захолустная горная Малана и пианино – вещи несовместимые по определению! Я в гораздо более приличных местах Индии музыкального инструмента не видывал.

Рафаэль с нескрываемой гордостью рассказал нам, как тащил пианино на ишаках по горным дорогам несколько дней. Раймо тут же сел за инструмент и лихо выдал какую-то импровизацию.

– Фатально расстроено! – с грустью сказал он и залез под раму инструмента. – К тому же две струны порваны.

Зато Рафаэль не заметил ничего, был в восторге, смотрел на нашу компанию квадратными глазами и долго пожимал Раймо руку. Оказалось, на пианино здесь играли впервые. До этого момента оно считалось сакральной, неприкосновенной для всех, кроме Рафаэля, частью интерьера.

– Музыканты! – голосом импресарио сказал Раймо и широким жестом показал на нас.

– О! Музыканты! – с благоговением повторил Рафаэль и почтительно сложил руки.

За такое дело он даже скостил нам цену за комнаты, с условием что мы будем для него вечерами играть. Мы, естественно, радостно согласились.

Несмотря на кастовые строгости, наркотики в Малане действительно можно было купить любые и везде. Мои новые знакомые успешно затарились разнообразной дурью, и уже днем начались недетские эксперименты. Мы сидели рядом с гестхаусом на подушках, заботливо подкинутых нам Рафаэлем. После первых косяков шведы начали петь, аккомпанируя друг другу на невесть откуда взявшемся барабанчике. Пели в целом нестройно, но довольно живенько. Мне особенно понравилось, когда они хором заголосили известную мне песню Боба Марли «No woman? No cry». В сторонке стоял Джузеп и, картинно заламывая руки, нараспев читал стихи на каталонском. Я попросил его перевести что-нибудь из виршей на английский, чтобы я хоть примерно понял, о чем речь.

– Это философские стихи, – сразу пояснил Джузеп и начал мучительно подбирать слова. – Понимаешь, в переводе это совсем не то… Голубая трава растет на фиолетовой поляне. Над ними летают огромные ящерицы. Бога нет. Он лежит и разлагается в навозной куче. В общем, почти как у Рембо.

Мы переглянулись с Диной и едва удержались от смеха. Если честно, все это больше походило на галлюциногенный бред, чем на Рембо.

– Слушай, Джузеп, а правда, что наркотики помогают творчеству? – спросила его Дина.