Лал Бахадур Шастри был не так угодлив, как Морарджи, однако не менее амбициозен. Будучи верным и трудолюбивым партийным чиновником, Шастри всегда считал себя наиболее подходящей кандидатурой и предполагал заменить Неру на его посту. Рожденный в Варанаси, маленький и скромный Лал Бахадур слегка напоминал Ганди и старался во всем ему подражать. Подобно Неру, он часто бывал за решеткой, во времена борьбы за независимость Индии он провел в британских тюрьмах в общей сложности семь лет. Будучи генеральным секретарем Конгресса, Лал Бахадур проявил свой организационный талант. Его честность и прямота были редкостью в индийской политике, к тому же он был крайне усердным во всех своих начинаниях. Неру считал его очень полезным и вскоре стал назначать на самые ответственные посты в своем кабинете, включая министерство внутренних дел, где он командовал полумиллионом полицейских.
Краткое пребывание Шастри на посту премьера, вероятно, было самым демократичным периодом в современной истории Индии. Не обладая харизмой Неру, Шастри был вынужден оставаться справедливым арбитром между различными фракциями своего кабинета и всевозможными региональными интересами. Он пригласил в свой кабинет Индиру Ганди, сделав ее министром информации и радиовещания, довольно незначительная по тем временам должность, но она сумела придать ей невиданный ни до, ни после смысл и престиж. Во многом Шастри олицетворял Индию даже больше, нежели Неру и его дочь. Он выглядел, разговаривал и вел себя, как самый обыкновенный индиец и даже сам ткал и шил себе одежду. По установленной Ганди традиции он глубоко верил в пользу ручного труда. «Я маленький человек и верю в маленькие проекты с маленькими расходами, дающие быстрые результаты», — заявил Шастри на первом заседании своего кабинета, сместив приоритеты от металлургии и тяжелого машиностроения к строительству сельских хижин и производству ручных ткацких станков. За время «коллективного правления» Шастри в Индии не было всеобщих выборов, но его популярность была довольно высока до самой его смерти от сердечного приступа в Ташкенте, после подписания мирного договора, положившего конец второй необъявленной войне между Индией и Пакистаном в 1965 году.
Индира Ганди могла бы и не стать премьер-министром Индии после окончания десятидневного национального траура, объявленного в стране после смерти Шастри, если бы не мощная поддержка, которую она получила от президента Индийского национального конгресса К. Камарадж Надара, политика из Южной Индии. Камарадж был верным помощником Неру и знал, о чем мечтал Пандит. Он также полагал, что дочь Неру окажется более расположенной к нему и более управляемой, чем ее главный соперник, Морарджи Десаи, тот был человеком, на которого не мог повлиять никто, кроме его сына. Индира казалась легкой и ласковой. Он знал, разумеется, что она не «тупая кукла», как назвал ее один старый «друг» из социалистической партии. Но Камарадж все же надеялся, что она окажется податливой и благодарной за ту помощь, которую он, будучи лидером Лок сабхи, оказал ей в избрании на должность премьера. Морарджи не отступил и начал открытую борьбу за пост премьер-министра. Конгресс провел в Нью-Дели съезд, на котором Индира получила в два раза больше голосов, чем Морарджи, став, таким образом, премьер-министром. 24 января 1966 года госпожа Ганди дала свою первую клятву, перед тем как вступить в должность премьер-министра. Ей было сорок девять лет. Ее старшему сыну Радживу был двадцать один год, а его брату Санджаю восемнадцать.
emp1
Когда ее спросили, как она, женщина, чувствует себя в роли премьер-министра, госпожа Ганди ответила: «Я не феминистка, я человек. Когда я работаю, я не думаю о себе как о женщине. В соответствии с индийской конституцией все граждане страны равны… Я просто гражданка Индии и первый подданный своей страны». Однако на самом деле она оказалась сильнее и прозорливей любого из мужчин в ее кабинете и в партии. Вскоре Камарадж понял, так же как ранее это понял Морарджи, что он не сможет ей указывать, не сможет ее запугать или отговорить от чего бы то ни было. Она была необычайно сильной, она была прирожденным лидером, таким же, как ее отец. Она говорила меньше, чем Неру, и больше ценила свое время. Она не валяла дурака и не занималась пустыми разговорами. На самом деле, она не увлекалась идеологией, хотя могла заниматься социалистической риторикой не хуже отца. Ее фатальной слабостью были необузданные амбиции и жажда власти для себя и своих сыновей.