Индия. На плечах Великого Хималая

На берегу озера большая палатка — кухня, а стулья и столы расставлены преимущественно на улице. Во второй половине дня поднялся ветер и пластиковая мебель полетела цветными птицами вдоль берега. А на озере даже ряби не появилось.

Обратный путь занял больше времени: дорога около перевала за день совсем размокла. Но движение продолжалось: мы встретили несколько джипов, идущих на озеро с ночевкой, и два оранжевых грузовика с цистернами. Скорее всего они ехали в воинские части. В Индии любят окрашивать грузовые машины в ярко-оранжевый цвет и украшать их фонариками, гирляндами, надписями. Тогда они становятся по-настоящему живыми. И у каждой машины, как и у каждого озера, свое лицо.

Оранжевый грузовик
по длинному серпантину
поднимается на перевал,
затем — всё выше и выше,
высвегивая фарами то облако,
то снежную вершину,
спереди у него написано
«Бог — это Любовь»,
а сзади — «Труби громче!»

И монахи трубят, стараются,

дыханием согревают небо
подняв тяжёлые трубы из человечьих костей.
Звук растет, заставляя горы
сбрасывать снежные шапки,
и грузовик ему вторит,
словно предупреждает
встречные автомобили.

«Внутри наши кости пустые, —

трубят в небеса монахи, —
хорошие будут трубы,
когда мы песни закончим,
и в нас заиграет ветер.
Он будет трубить ещё громче:
у ветра быстрые пальцы,
у ветра крепкие губы!»

Но грузовик останавливается

в облаке звёздной пыли,
чтобы заправить звёзды
своей чудесной соляркой.
«Вы не дали замёрзнуть дороге, —
говорит водитель монахам, —
и я смог легко проехать
до самого края мира,
и ещё у меня полцистерны
остаётся на Луну и на Солнце.
Так что утром мы с вам станцуем,
оставляя следы на глине,
словно молитвы Богу,
который Любовь и только,
о чём бы вы ни трубили».

Он вытирает руки

и снова за руль садится.
А монахи, подняв свои трубы,
провожают его долгим звуком
туда, где смыкается небо
с вершинами Каракорума.

Это стихотворение не стоит привязывать к конкретным монастырям, ритуалам и местам. Считайте, что оно про Шамбалу, которую тибетцы размещают на севере, то есть не за Гималаями, а за другим столь же высоким хребтом Каракорумом. Его можно увидеть из долины Нубра, но подняться на него, увы, затруднительно — погранзона.

Вернувшись с Пангонг-Цо, мы отправились в хвалимый многими ресторан Dreamland. Чистые тарелки и скатерти, бодрые официанты, но момо максимум на три с плюсом. Может, мы пришли не в тот день или стоило заказать что-нибудь другое.

В этом «Дримленде» встретили голландцев, очень цивильных немолодых туристов-дикарей, с которыми неделю тому назад обедали в Казе. Они путешествовали на джипе и проехали Баралача-ла на день раньше нас, сразу после того как его открыли. Снег копать им не пришлось, но в ряде мест машину вытаскивали при помощи военной техники.

Шей и Тиксе

А на следующее утро мы снова разделились — Тоня, Носов и я пошли на предполагаемое кладбище, а Катя с Севой отправились в рекомендованный Тоней и мной тур по монастырям.

Путь длиной менее ста километров, который им предстояло проделать, следовало уложить хотя бы в три дня — по дню на монастырь. Это все равно как Эрмитаж за день обежать. Первый и самый близкий к Леху (всего в пятнадцати километрах по манальской трассе) — Шей, или Кристальный монастырь. Он был основан в 1665 году одновременно с дворцом, примыкающим к нему. И если монастырь сейчас процветает, то от дворца остались лишь руины.

Знаменит монастырь прежде всего огромной статуей Будды Шакьямуни, занимающей три этажа. На стенах вокруг Будды изображения архатов, за его спиной — двух самых почитаемых в тибетском буддизме учеников Будды — Шарипутры и Маудгальяна. На третьем этаже фрески скрыты под слоем копоти: здесь постоянно горят масляные лампы.

Автор этого Будды — мастер по прозвищу Занстин, дословно «Молоток по меди». Статуя собрана из пластин меди, которую добывали в рудниках Занскара. Медь отбивали молотками на плоских камнях. Затем уже собранную статую покрывали золотой фольгой.