В политических доктринах детальнейшим образом была разработана система налогового обложения. Основным считался, вероятно, налог с сельского населения в виде шестой доли (шадбхага) урожая зерна[2228]
. Основанием для налогового обложения считалась царская защита подданных[2229], а не верховная собственность царя на землю. Царь собирал налоги, осуществляя функции публичной власти. Древние индийцы различали земельную собственность частных лиц, общины и царя (царские земли); и это нашло отражение в политической доктрине, было зафиксировано, в частности, в «Артхашастре». Политические авторитеты старались обосновать и возможность увеличения налогов. В некоторых случаях разрешалось, например, взимание четвертой (Ману X.148) и даже третьей (Артх. V.2) доли зерна. «Всякое дело зависит от сокровищницы», — отмечается в «Артхашастре» (II.8). При изложении принципов налоговой политики царю рекомендуется быть умеренным: «Как мало-помалу поглощает пищу пиявка, теленок и пчела, так мало-помалу царь должен получать от страны ежегодный налог»[2230]. «Не следует подсекать корень свой и других чрезмерной жадностью, ибо подсекающий корень губит себя и других»[2231].Большое внимание индийские мыслители уделяли разработке внешнеполитической концепции. Главный принцип заключался в захвате чужих территорий и добычи, в усилении своего политического влияния для получения дани и в защите собственной независимости.
В основе внешнеполитической концепции лежала теория «круга государств» (мандала), согласно которой отношения между странами определяются их географическим положением[2232]
: всякий сосед — обычно враг, сосед соседа — друг, сосед друга — враг и т. д.Древнеиндийские теоретики насчитывали шесть форм политики: мир (сандхи), война (виграха), поход (яна), выжидание (асана), двойственная политика (двайдха) и поиски помощи (самшрая)[2233]
. И сами термины, и их толкования не вызывают сомнения в том, что основным состоянием была война. Мир рассматривался только как подготовка к ней. При благоприятных условиях царю всегда надлежало стремиться к войне: «Весь мир страшится всегда готового к войне, поэтому все живые существа следует подчинять именно силой»[2234]. Впрочем, имеется достаточно предписаний, предлагающих применять другие формы политики и к войне прибегать только в крайнем случае[2235]. В рекомендациях теоретиков постоянно перечисляются вероломство, тайные убийства и предательство. Особенно примечательна в этом отношении «Артхашастра»: выдвижение на первый план государственного интереса, откровенное признание правомерности любых средств для достижения политических целей вполне оправдывают эпитет, данный современными учеными ее предполагаемому автору Каутилье, — «древнеиндийский Макиавелли».Существовали и моральные правила ведения войны. В дхармашастрах упоминается ряд из них, например запрещения использовать некоторые виды оружия (отравленное), убивать сдающихся, не участвующих в битве (лагерную прислугу) или неспособных сражаться (спящих, безоружных, тяжелораненых и пр.)[2236]
. Однако на практике эти нормы, конечно, нарушались: древние индийцы хорошо знали смысл весьма циничного правила — сильный всегда прав (Мбх. XII.132.6–7).При всей важности внешнеполитических задач, стоявших перед государством, главными считались внутриполитические. «По сравнению с внешней смутой внутренняя является более опасной», утверждается в «Артхашастре» (VIII.2). Царь никому не доверял — ни родственникам, ни знати, ни слугам, ни союзникам: «Главная мысль всех трактатов о политике — всеобщее недоверие» (Мбх. XII.136.187). Мудрец Нарада поучающе вопрошал царя Юдхиштхиру: «Охраняешь ли ты, о царь, прежде всего себя от дворцовых и прочих слуг, их от твоих родственников и друг от друга?» (Мбх. II.5.58).
Становится понятным, почему во всех сочинениях, посвященных государственному управлению, столь важное место отводится секретной службе: ни одно мероприятие по охране внутренней или внешней безопасности не проводилось без участия шпионов. В источниках подробно разбираются вопросы их вербовки, специальной подготовки и использования.
Заметное место в политической теории занимал вопрос о структуре государства; были разработаны «критерии» идеальной сельской местности (в ней должны были жить «трудолюбивые земледельцы»), правила распределения земельных дарений, учитывались многие детали взаимоотношений царской власти с общинами, частными собственниками, с ремесленными и торговыми объединениями. Сохранение древних традиций общинной структуры нашло отражение и в описании структуры государства: царь выступал даже перед своими советниками и чиновниками как «кормилец», как хозяин своих слуг, а сановники рассматривались как помощники и друзья, получавшие от главы государства содержание («пищу царя»).