Индия в зеркале веков

Как только весть о том, что его отец дал своей младшей жене такое обещание, коснулась слуха Рамы, он, исполненный благородства, сам уступил Бхарате трон и добровольно удалился в Изгнание на долгие годы.

Не будучи в силах вынести даже мысль о разлуке с мужем, ушла вместе с ним и Сита — пример всем женам, которые жили и будут когда-либо жить в этом мире, а вслед за ними обоими покинул дворец и самый преданный Раме из трех его братьев, Лакшман, решивший посвятить свою жизнь служению Раме. Над их головами сомкнулись своды непроходимых дебрей, колючие лианы заплели тропинки, по которым прошли их стопы, черная пелена горя накрыла страну…

— Послушайте, а вы уже видели, как подготовили площади Дели к празднику Дасёры? — спросили меня мои индийские друзья.

_{Сцена из «Рамаяны» — брат Рамы Лакшман отрубает нос злой демонице (Сев Индия, V в н. э.)}

— Нет еще Все как-то времени не выберу съездить.

— Да как же это можно? Ведь сегодня первый день праздника. Уже начнут играть «Рамаяну». Куда хотите поехать?

— Вот уж это не мне решать. Куда повезете, туда и поеду.

Начался спор. После оживленнейшего обсуждения было решено, что на день-два надо — «во что бы то ни стало’» — съездить в штат Пенджаб, где город Лудхиана славится процессиями и представлениями «Рамаяны», затем побывать поочередно на любительских спектаклях студентов и выступлениях разных трупп народного театра, затем посмотреть балет «Рамаяна» в Центральной делийской школе танцев, последние дни праздника провести на главной площади Дели, которая так и называется «Рам-лйла-граунд».

«Ну и программа!» — подумала я про себя, с великим облегчением вспомнив, что сейчас стоит октябрь и поэтому можно хотя бы не опасаться теплового удара.

И вот мы в Лудхиане.

Лудхиана бурлила. Казалось, все до единого жители города были на улицах, украшая их флагами, гирляндами фольговых, бумажных и живых цветов, картинами, изображающими героев эпоса. Ни проехать ни пройти было нельзя. Мы, ведомые активистами местного отделения индийско-советского культурного общества, с трудом проталкивались, наверное, не меньше двух часов сквозь бурлящую радостную толпу, мимо стиснутых ею моторикш и велорикш, священных коров и быков, телег, колясок и автомобилей. Возбужденно орущие мальчишки в таком множестве вертелись под ногами, что казалось, вся толпа идет по их головам. Кто-то из сопровождавших меня друзей тащил мою кинокамеру, кто-то нес фотоаппарат, о съемке нечего было и мечтать.

Наконец, вырванная из тисков толпы чьими-то сильными руками, я очутилась на высоком помосте, нос к носу с многочисленной группой полицейских, оттеснявших зрителей от менее многочисленной группы участников готовящегося представления.

Вздохнув полной грудью и оглядевшись, я увидела то, ради чего приехала сюда: подготовку парада «Рамаяны», парада Дасеры. Вдоль всей улицы стояли помосты, или, вернее, платформы, смонтированные на шасси грузовиков, легковых машин и на повозках всех видов и родов. А на этих платформах, нарядно убранных и увитых гирляндами цветов, были воздвигнуты дворцы, троны, деревья и хижины — словом, все декорации «Рамаяны». А моторы машин скрывались под изображениями упряжек вздыбленных серебряных коней, или гигантских птиц, или каких-то фантастических существ. Все сверкало, пылало, блестело, переливаясь под солнцем всеми оттенками красок. И хотя до вечерней процессии было еще далеко, участники ее, одетые и загримированные, сидели по своим местам, чтобы толпы людей могли их созерцать.

И конечно, центром всеобщего внимания, сюжетным и эмоциональным центром процессии были Рама, Сита и Лакшман.

Я с удивлением увидела, что это три маленькие фигурки, тихо сидевшие на самой скромной из всех этих ярких бутафорских колесниц.

После того как я столько раз читала «Рамаяну», написала пьесу на ее сюжет и даже после того как эта пьеса стала идти на сцене Центрального детского театра в Москве, где взрослые артисты великолепно воплотили на сцене героев этого великого эпоса, я была поражена, увидев в Индии эти три почти незаметные фигурки среди блестящей плеяды остальных участников показа «Рамаяны».

— Да ведь это же дети! — удивилась я. — Дети, да?

— Да, да, их у нас в процессии играют только дети.

— Да почему же? Ведь остальные все вокруг них взрослые, разряженные, бородатые, большие, яркие, а этих, главных-то, почти и не видно!

— Нельзя, чтобы таких чистых героев играли те, кто ощутил прикосновение греха. В наших народных представлениях, в наших Рамлилах, этих троих обычно играют мальчики, только чистые мальчики.