Я думала: может ли такая слепая, абсолютная вера способствовать выздоровлению, победе, преодолению жизненных трудностей? Не в том ли причина процветания таких жрецов, и таких храмов, и всех религиозных институтов вообще, что у простого человека жажда нравственной поддержки так велика, что он опирается на слова жреца и на мистический обряд как на реальную силу? А вера в то, что он обрел силу, — не помогает ли она ему преодолевать жизненные препятствия или даже болезни? Ведь нужен один такой случай, чтобы тысячи устремились к тому же источнику спасения.
Так и не иссякает этот религиозный экстаз в душах миллионов бедняков Индии…
Каждую религию в мире обычно нужно было принимать всю целиком. А те, кто не хотел или не мог принимать всю, становились сектантами. Часто их преследовали, сжигали на кострах — или они сами себя сжигали. Каждая религия требовала особого к себе отношения, особого расположения духа. А если не было такого отношения и расположения, то полагалось и полагается его изображать. Каждая религия в той или иной мере приучает верующих к лицемерию, и поэтому против каждой религии искренние люди поднимали бунт, призывали к чему-то, что более соответствовало их внутренней прямоте и правде. И рождались новые вероучения, которые снова надо было или принимать целиком, или фальшивить. Троны религий постоянно раскачивались, и прежде всего их расшатывало требование принятия всей религии, всего вероучения в целом.
Не таков индуизм, этот сложнейший религиозно-философско-социальный комплекс.
Индуизм не система, а набор систем, не философия, а комплекс философий, это даже не вероучение, а механическое соединение самых разных вероучений, не догма, а целая россыпь догм.
Напомним читателю, что индуизм — это пласты верований, накопившихся за много тысячелетий у многих народов, населявших и населяющих Индию. Это и их философские воззрения, и этические понятия, и предписания, регулирующие отношения между разными общественными группами и между личностью и обществом.
Часто можно слышать, что индуизм — это не религия. И верно — это не религия, это шире, чем религия. В Индии индус, или хинду, — это тот, кто родился от родителей-индусов, не исповедует какой-либо другой религии, знает с детства «Махаб-харату» и «Рамаяну» и предания Пуран, т. е. былин, знает также основных богов индуизма и придерживается в жизни тех обычаев, которые предписаны дхарме его касты.
Теперь спросим — а сколько их, этих основных богов? Одни говорят, что не больше тридцати, а другие считают, что их общее число, включая их бесчисленные перевоплощения, приближается к тридцати трем миллионам, о чем уже сказано выше.
Индуизм — это не столько религия, сколько процесс. Процесс расширения и приспособления разных догм к данному моменту истории и к укладу жизни каждой социальной группы, а иногда и каждой личности. Религиозных обрядов предписано и описано в индуизме столько, что каждый верующий может выбрать для исполнения любые. Если он не склонен к этому, он сможет найти в индуизме же предписанный путь жизни безо всяких обрядов, путь созерцания и размышления. Людям, по натуре своей склонным к экзальтации и проявлениям фанатизма, индуизм может предложить целый ряд культовых отправлений, невозможных без фанатического экстаза, а тем, кто склонен видеть в богах членов своей семьи или мало замечаемую принадлежность повседневной жизни, он говорит: «Боги — это вы, они присутствуют в каждом проявлении вашей жизни, не уделяйте им специального внимания».
Индуизм никогда и ни от кого не требовал, чтобы его принимали целиком и безоговорочно. Отрицание одних богов во имя других — это индуизм. И даже отрицание всех богов во имя абстрактной идеи божества — это тоже индуизм. В древних религиозных гимнах проросли первые семена научной мысли. Затем они получили свое развитие в комментариях к этим религиозным гимнам. В религиозных же гимнах отразилось и зарождение атеизма. И все это вошло в понятие индуизма.
Религиозно-сектантские вероучения, отвергавшие те или иные догмы индуизма, тоже с течением времени вошли в состав индуизма. Он очень многогранен, многообразен, лишен единой формы, не может быть уложен в единую систему, и в этом его поразительная приспособляемость и гибкость, в этом залог его неистребимости в течение такого огромного исторического периода.