Индия. Записки белого человека

Я бросаюсь навстречу монахине так резко, что та смотрит на меня немного испуганно. И тут я помимо собственной воли начинаю напевать песню, которую только что услышал. Монахиня смеется и негромко вторит моему «ла-ла-ла». Меня захлестывает счастье, я наклоняюсь и целую ей руку.

Снаружи быстро темнеет. Я иду через длинный двор к воротам храма. На ходу подаю непомерно много одинокому нищему, выхожу за ограду на улицу и чуть не наступаю на сидящего у калитки пса. Почему-то приходит в голову мысль, что все то время, что я провел в храме, он ждал меня здесь. Глаза у него покорные и грустные.

— У меня ничего для тебя нет, — виновато развожу я руками. И пес, словно понимая, что в самом деле нет, разворачивается и бежит через дорогу прямо под машину. Я успеваю закрыть ладонями глаза и прошептать: «Господи, помоги!» И Господь помогает. Раздается визг тормозов. Когда я открываю глаза, собака выбирается из-под намертво застывшей машины и, поджав хвост, бросается назад ко мне. А я, не обращая внимания на злобную ругань водителя, сажусь рядом с псом на корточки и глажу его по голове.

Часть III

На самом юге

Тируччираппалли

Кодайканал

Мадурай

Варкала

Глава 7

Храм-на-скале

Тируччираппалли

Неподалеку от вокзала мы с Гошкой оказались возле симпатичной забегаловки «Винсент». Съели по порции риса-бирияни, выпили соку и уже готовы были уходить, когда возник хозяин — молодой человек с написанным на лице высшим образованием — и предложил зайти в дом побеседовать. Внутри оказалось старое колониальное жилище с портретами на стенах, мебелью позапрошлого века, письменным прибором на сделанном из темного дуба столе. Два поколения назад семья владела постоялым двором, и нынешний хозяин «Винсента» хотел возобновить традицию и открыть гостиницу. Он все спрашивал, поедут ли к нему русские туристы. Я смотрел на раскаленный солнечный шар в пылевом облаке и обреченно кивал головой: «Поедут, конечно поедут!» Потом мы с Гошкой отправились в посвященный Вишну и самый большой на юге Индии храм Шри Ранганатхасвами. Сдали при входе обувь и забрались на крышу, откуда пытались рассмотреть зоны, закрытые для белых. На раскалившейся под солнцем крыше мы танцевали такую лезгинку, что нас без труда можно было принять за пару грузин. Только не было других таких идиотов, которые наблюдали бы за нами! В результате Гошка сжег пятки, и я отправился в Храм-на-скале в одиночестве.

— Я до… — перед тем как произнести вслух название города, я проговариваю его про себя, затем впускаю в легкие воздух и выдыхаю: —…Тируччираппалли.

Индийцы, как правило, сокращают труднопроизносимое имя до панибратского Тричи, но я вижу особый шик в том, чтобы произнести его целиком. Мне оно напоминает о прекрасной Мексике.

— Тируччираппалли, — повторяю для верности. Соседи по вагону понятливо кивают. Их четверо. Они везут шестилетнего мальчика в аюрведическую лечебницу. Мальчик сидит, прижавшись к матери. Точнее, облокотившись на нее. Без опоры он наверняка бы упал, повалился набок — таким слабым выглядит его тело. У него безвольно болтающиеся, как у куклы, ноги, узкие бледные руки с тонкими, словно нарисованными венами и большие темные глаза. Он все время смотрит на меня, и от этого взгляда я ощущаю неловкость и почему-то свою вину. Перед самой станцией мальчик с трудом засовывает пальцы в нагрудный кармашек, достает монетку в пять рупий и протягивает мне. Я пытаюсь отказаться, но он смотрит на меня так, что мне ничего не остается, как протянуть руку навстречу.

— Когда подниметесь на скалу, отдайте монетку Ганеше[16], — просит отец мальчика. Я киваю и выхожу из вагона.

В Тируччираппалли туристы едут, чтобы побывать в Храме-на-скале. Его нельзя пропустить, он виден из любой точки города! Так мне сказала торговка крошечными душистыми бананами (одна рупия за штуку, десять рупий за дюжину), объясняя, как добраться до храма. И сейчас, когда скрипучий, как рыдван, пыльный местный автобус делает поворот, я различаю сквозь облако пыли небольшое сооружение на стометровой высоте.

Дорога такая, что на одной из выбоин пожилой индиец, сидящий рядом со мной, оказывается у меня на коленях. То ли от неловкости, то ли, наоборот, воспользовавшись подвернувшимся поводом, он спрашивает:

— Вы из Америки?

Я отрицательно мотаю головой, помогая индийцу усесться на место.

— А у меня сын в Питсбурге. Программист…

Мы проезжаем район мелких лавочек. На повороте прямо посреди мостовой лежит корова. Эта тощая особь из Тируччираппалли ответит за всех своих соплеменниц на досужий вопрос, правда ли, что коровы в Индии лежат на мостовых. По возвращении я буду многажды показывать ее фотографию любознательным знакомым. А на расспросы, что же делают в таких случаях водители, все равно придется отвечать мне.