Индия. Записки белого человека

Нынче все решилось в одно мгновенье. Краем глаза я успел заметить вскочивших из-за столиков хиппи и столпившихся у входа кухонных рабочих. Я увидел напряженно повернутые головы загорающих и — словно со стороны — самого себя, готового броситься к собакам. Но прежде чем кто-то успел сдвинуться с места, в воздухе мелькнула тень, и в следующее мгновение на хребет Зорна обрушился страшный удар. Пес дернулся всем телом, разжал хватку и рухнул на песок. В метре от него стоял черноволосый юноша с веслом в руке. Было ему лет двадцать, не больше. Глядя на его хрупкое тело, не верилось, что он легко управился с тяжелым веслом. Лицо юноши было мне знакомо: я видел его у себя под окнами в компании израильтянок.

Вместе с ударом ожил неподвижный за секунду до этого мир: Спот приподнял голову и, шатаясь, встал на лапы, на пляже истерически закричала женщина, с дороги донесся рев «байков», где-то заиграла музыка, точнее, сразу несколько музык. А со стороны ресторана по песку бежали хиппи. Пожилые длинноволосые люди с комплекцией засушенных мальчиков нелепо размахивали руками и сами себя подбадривали воинственными криками. Пацифисты и поборники ненасилия окружили юношу и, похоже, не знали, что делать дальше. Они суетливо толкали его в грудь, шумели и показывали на лежавшего на песке пса. Мне это напомнило наши мальчишеские драки: во времена моего детства именно толкались — в грудь, в бока, — а в лицо бить было нельзя!

Хиппи было пятеро, и на мгновение ударивший собаку израильтянин потерялся за их спинами. Но уже в следующий миг произошла сцена, напомнившая дешевые китайские боевики. Хиппи разлетелись в стороны, а хрупкий юноша, чуть присев на широко расставленных ногах, с руками, похожими на двух поднявших головы кобр, ждал нового нападения. Но ничего больше не произошло. Никто, кроме Джулио, даже не смотрел в его сторону. Джулио же, держась за горло — судя по всему, удар пришелся именно туда, — на ходу что-то сказал израильтянину. Тот побледнел и сделал шаг по направлению к итальянцу, но в последний момент передумал, развернулся и медленно пошел к своему гестхаузу. Спот, пошатываясь, отправился следом, а хиппи склонились над Зорном. Они молча сидели на корточках вокруг умиравшего пса и тихо-тихо — больше для себя, чем для него — гладили его голову и чесали за большими желтыми ушами. Хиппи были из стаи Зорна и сейчас оплакивали своего вожака.

Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся.

— Крабы готовы, — сказал Тони, официант, а по совместительству хозяин ресторана, и поставил на стол кастрюльку с рвущимся из-под крышки паром.

Вечером, после заката, перед тем как идти в ресторан, я поднялся к себе в комнату. Под балконом израильтянки упаковывали вещи. Их ждал в шезлонге черноволосый юноша. Рядом с ним стоял уже сложенный рюкзак.

В ресторане было более пусто, чем обычно, — не было ни Джулио, ни Фрэнка… И остальные вели себя как-то тихо. Я подозвал Тони и спросил, как Зорн.

— Повезли в лечебницу, — он кивнул в сторону поселка. — Чтоб не мучился…

— Мои соседки уезжают, — сказал я, сам не знаю зачем.

— За компанию, — откликнулся Тони. — Их друга выставили, вот и они туда же…

— Значит, просто в другой гестхауз?

— Вряд ли, — покачал головой индиец. — В Арамболе его никто не пустит. С ним здесь больше не будут разговаривать.

Мимо ресторана прошли три тени. В темноте было видно, что на спинах у всех троих рюкзаки.

«Тоже собаки — бездомные и нервные. Как хиппи, только по-другому», — подумал я и смертельно захотел оказаться дома, в Москве. Постирать вещи, лечь на диван и уставиться в сложенный из бетонных плит побеленный потолок. И рассматривать трещинки, которые знаю на память.

Глава 14

Японка Нори

Арамболь

В Гоа едут либо те, кого не интересует Индия, либо те, кто хочет сделать передышку: отдохнуть от вездесущего в Индии праздника духа и устроить праздник телу. Здесь нет ни индуистских храмов, ни пышных религиозных фестивалей и праздников. Зато есть море и пляжи, лучше которых на западном побережье только пляжи Гокарны, есть европейская еда и «пати» по вечерам, где можно по-всякому оттянуться. Если хочется побольше шума, тогда подойдет Анжуна, я же предпочел тихий, почти домашний Арамболь. По утрам вставал с рассветом и шел купаться, потом усаживался с книгой под тентом, неторопливо обедал и, не успев оглянуться, наблюдал, как солнце садится в море. Чтобы уехать отсюда, надо было себя хорошенько встряхнуть. Но у меня был повод — мне нужно было в Гокарну: туда мне наконец привезли фотоаппарат вместо разбитого в Пури.