Индия. Записки белого человека (отрывки)

С каждым днем манго становятся тяжелее, их бока желтеют и растягиваются под натиском растущей, прущей на волю плоти. И однажды я не удерживаюсь и срываю плод. Рот наполняется кислой вяжущей мякотью. «Нельзя!» — кричу я сам себе. И просыпаюсь в страхе от того, что наделал. Я таращусь в темноту, словно хочу пробить стену взглядом. А с портрета на меня равнодушно смотрит свами Вивекананда. Легко ему было, монаху! В три ночи я вздрагиваю от жужжания мобильника. «Я хочу к тебе» — светится на экране. А я хочу разбить мобильник! Проклятая страна! Здесь на стенах храмов изображают трахающиеся пары, здесь о любви можно прочесть в священных манускриптах, здесь женщину воспевают, как нигде в мире, но, пусть попробует эта женщина полюбить чужака! Братья-индийцы отметят ее так, что она не отмоется до конца своих дней.

Назавтра, выйдя из зала медитации, я не увидел знакомой фигурки. Шанти не было. У меня перехватило дыхание. Тоска была такой острой, что я побрел в манговые заросли и не сразу заметил, как она пристроилась рядом. А когда заметил, грусть не отпустила.

— Сегодня ночью я приду к тебе, — голос Шанти звучал глухо, и я лишь через мгновенье понял, о чем это она.

— Ты же знаешь, что будет дальше, — сказал я после паузы.

— Для меня нет никаких «дальше», кроме тебя, — Шанти остановилась так резко, словно поставила точку в длинном, долго не дававшемся предложении. — Я не смогу полюбить кого-то из своих. Здесь все мужчины — трусы! Они не сами женятся, их женят родители.

— Не надо так. Я что-нибудь придумаю, — я сказал это просто, чтобы что-то сказать, но девушка посмотрела на меня с благодарностью.

В следующие несколько дней Шанти была задумчивой, словно что-то для себя решала. Наконец, решение было принято, и она перешла из столовой для сотрудников в зал для студентов: теперь во время еды Шанти садилась на женской половине прямо напротив меня, а когда обед заканчивался, она, как настоящая восточная жена, забирала мою грязную тарелку и, не обращая внимания на изумленные взгляды соплеменников, мыла вместе со своей. В один из тех дней я вспомнил ее рассказ о матери, принявшей проклятие своего отца-брамина и вышедшая замуж за кшатрия.

— И все равно я буду с тобой, — тихо говорит мне Шанти и протягивает руку. Но я отрицательно мотаю головой: мне за нее страшно.

V.

Моя дорогая, моя ненаглядная… Как мало ты знаешь обо мне! Ты считаешь, что я способен что-то решить, на что-то решиться. А я только и могу, что смотреть на тебя влюбленными глазами.

Знала бы ты, как мне страшно, моя радость! Я старше тебя на десять тысяч лет, и мой дом — за десять тысяч километров. Уже и этих двух причин было бы достаточно, чтобы забыть, отказаться от тебя. Но есть и кое-что еще. Любовь, как планка при прыжках в высоту: однажды не взяв ее, начинаешь бояться. С каждым днем страх растет в тебе, как раковая опухоль, и, в конце концов, понимаешь, что ты мертв, и любовь мертва.

Когда-то я любил женщину через океан. И не смог переступить через разделявшее нас пространство. Потом пришла другая. Она жила рядом, но ей, так же, как и тебе, было двадцать три года. И я не смог забыть о разнице в возрасте. Сейчас надо, чтобы я взял обе эти высоты за раз! Я не хочу повторений. Мне кажется, лучше будет, если я уеду.

VI.

Мы сидим на скамейке под скульптурной группой, изображающей мчащихся на колеснице Кришну и Арджуну. Здесь две недели назад мы впервые оказались вдвоем. Тогда я рассказывал Шанти о том, как жил в Бостоне, как сбежал оттуда в Москву. А потом попросил ее почитать что-нибудь из Махабхараты. Случайно или нет, она вспомнила то место, где красавица Драупади выбирает Арджуну себе в мужья. Сейчас мы молчим. Шанти проводит рукой по низкорослым кустам (так женщины гладят мужчин по затылку), и соцветия, как звериные пасти, захлопываются, пытаясь поймать ее тонкие темные пальцы.

— Это мимоза, — девушка словно отвечает на мой немой вопрос и умолкает. Я тоже трогаю кустарник и говорю:

— А у нас она желтая. Ее покупают в марте, перед Женским днем, и дарят девушкам. Еще холодно, снег, и эти желтые шарики, как объяснение в любви.