Индийская философия

Диалоги Поттхапады с Буддой в высшей степени реалистичны, как и сама очень искусная буддийская стратегия обращения брахманов-интеллектуалов. Нас, однако, больше занимает фигура Поттхапады как философа до его обращения. Фигура это, правда, не представлена в какой-либо «творческой ипостаси»: философ просто предлагает на обсуждение топики философских дискуссий своего круга. Но они и сами по себе представляют немалый интерес, свидетельствуя прежде всего о том, что существовали брахманские философские кружки, исследовавшие средствами рационального дискурса материал откровений брахманского гносиса. Так, известно, что в древней Тайттирия-упанишаде выделялись Атман пищи, Атман дыхания, Атман мысли, Атман распознавания и Атман блаженства (11. 2–5)[126]. Поттхапада же и его «коллеги» выстроили из них трехступенчатую иерархию уровней Атмана, решив оставить Атман первый и третий и сконструировав еще один из четвертого и пятого, различая их вполне формально, а потому и теоретично — как уровни материальный, полу материальный и нематериальный в собственном смысле слова. Замечание Будды по поводу того, что ни один из этих «срезов» Атмана не совместим с состояниями сознания, не совсем корректно: оно правильно лишь в связи с первым «срезом» и частично со вторым, но никак не с третьим.

С указанной проблемой связана и дискуссия относительно соотношения сознания, знания и Атмана. Она позволяет предположить, что ее участники должны были представить и какие-то определения самих исходных понятий «состояние сознания» и «знание», в зависимости от которых они расходились в том, что первично. Обсуждение проблемы происхождения и исчезновения состояний сознания убеждает, что все предложенные взгляды принадлежали тем, кто отделял состояния сознания от Атмана: при допущении их идентичности — Поттхапада упоминает и о такой возможности — сам вопрос об их происхождении снимается, ибо Атман безначален. Таким образом, дискуссии в Малликараме позволяют считать, что начало собственно брахманистского философствования обнаруживало значительный творческий потенциал.

Биография Ваччхаготты как типичный случай обращения образованного брахманистского философа в буддизм также, несомненно, реалистична. Будда осуществил здесь все возможности своей миссионерской стратегии, чтобы продемонстрировать паривраджаку превосходство своего учения над «обычным» философским. И для того, кто считал философствование высшим источником познания, сравнение философских проблем с некорректным способом употребления языка должно было быть аргументом, конечно, очень сильным. Однако, как и в случае с Поттхападой, этот паривраджак интересует нас как представитель брахманистского философствования до того, как он стал буддийским прозелитом.

Особенность направления Ваччхаготты связана, как представляется, с тем, что паривраджаки его круга обсуждали и онтологические проблемы, и те, которые на современном философском языке Нового времени можно было бы условно обозначить как агатологические[127]. В самом деле, вопрос, с которым паривраджак обращается к Будде — что такое благое и неблагое? — предполагает теоретическое решение и подразумевает наличие предложенных дефиниций, вероятно, уже апробированных на «философских симпозиумах» паривраджаков. То обстоятельство, что Будда переводит этот вопрос в практическую плоскость, предлагая собеседнику свой метод достижения нирваны, свидетельствует о различии двух подходов: теоретического и духовно-прагматического.

15. Уггахамана и паривраджаки-«моралисты»

Диспуты об определениях блага были в шраманской Индии очень популярны. Достаточно вспомнить тех «скользких угрей», которые, согласно Брахмаджала-сутте, отказывались определить что-либо в качестве блага (кусала) и не-блага (акусала), боясь потерпеть поражение в диспуте при встрече с профессиональными диалектиками. Больше было, однако, тех, кто, согласно тому же источнику, отказывался обсуждать природу или явления блага на том основании, что это может вовлечь их в привязанность к взглядам как таковым, а затем к аффектам, и стать препятствием для их духовного продвижения[128]. Паривраджаки, однако, к этим робким философам не относились, и среди них можно разглядеть целую группу собеседников Будды (разумеется, обращенных впоследствии в его учение), которые интересовались исключительно этическими и духовно-практическими проблемами, будучи вполне равнодушными к метафизике.

1