Индийская принцесса

Он прошел в кабинет, смежный со спальней, и уже собирался сесть за стол и написать записку, когда голос, доносящийся не снизу, а с крыши казарменного блока, где двадцать четыре пехотинца разведчиков стояли с винтовками наготове, прокричал через узкую улицу, что у конюшен завязалась драка, что мятежники убили саиса и набросились на совара Мал Сингха… что Мал Сингх упал… что он ранен…

Толпа перед резиденцией услышала и одобрительно взревела; одни побежали обратно к конюшням, а другие принялись ломиться в дверь, ведущую во двор, где Уолли, ждавший там с разведчиками, обходил людей, настойчиво повторяя, что никто не должен открывать огонь без команды, и призывая сохранять самообладание. Когда тонкие доски начали расщепляться, а ржавые петли гнуться и трескаться, разведчики бросились к двери и навалились на нее плечами, сопротивляясь напору мятежников, но все было безнадежно. Последняя петля сломалась, дверь упала на них, и толпа хлынула во двор – и одновременно где-то снаружи раздался выстрел.

65

Резкий четкий звук прорезался сквозь шум, прервав его так же быстро и эффективно, как пощечина останавливает истерику, и Уолли машинально подумал: «Джезайл», – ибо выстрел современной английской винтовки отличается по звучанию от выстрела длинноствольного, заряжающегося с дула индийского джезайла.

Тишина продолжалась не долее десяти секунд. А потом снова грянул дикий гвалт, и толпа, ненадолго остановленная треском выстрела, ринулась во двор резиденции, истошно вопя: «Смерть кафирам! Смерть! Смерть! Смерть!» Однако Уолли все еще не отдавал приказа открыть огонь.

Даже если бы он сделал это, вряд ли его кто-нибудь услышал в таком оглушительном шуме. Но внезапно где-то в толпе грохнул карабин, потом еще один и еще… Нападавшие мгновенно развернулись и бросились назад, спотыкаясь о поверженных наземь людей и обломки двери; и теперь они призывали друг друга взять огнестрельное оружие – мушкеты и винтовки, чтобы убить неверных. «Топакровахлах! Пахмахе! Махе!»[42] – орали мятежники, выбегая со двора резиденции и устремляясь кто к арсеналу, кто обратно в свои лагеря за пределами города.

И снова ясное утро стало безмятежным и тихим… и в этой тишине люди из британской миссии, на время оставленные в покое, перевели дух и подсчитали мертвецов. Девять мятежников и один из их собственных саисов, а также совар Мал Сингх, который еще дышал, когда его нашли у конюшен, но скончался по пути в резиденцию, – он зарубил трех афганцев, так как бросился на помощь к невооруженному саису и мужественно защищал его, приняв неравный бой с численно превосходящим противником. Из оставшихся шести четверо были застрелены, а двое убиты в рукопашной, сражаясь тулварами против сабель. Семь членов эскорта получили ранения. Разведчики переглянулись и поняли: это не конец, а только начало. Враг скоро вернется. И на сей раз афганцы будут вооружены не одним холодным оружием.

«Пятнадцать минут, – подумал Уолли, – в лучшем случае. Пятнадцать минут от силы». А вслух сказал:

– Закройте ворота и раздайте боеприпасы. Забаррикадируйте концы улицы. Нет, не тюками с сеном, они слишком легко загорятся. Используйте якданы, лари с продовольствием, все, что под руку попадется, – возьмите брусья из конюшен. И нам надо прорезать бойницы в парапетах…

Они работали лихорадочно. Офицеры, слуги, саисы – солдаты и штатские – трудились бок о бок ради спасения своих жизней, подтаскивая фургоны и пустые ящики из-под боеприпасов, бочонки с мукой, переметные сумы, палатки, плащ-палатки и все, что могло пригодиться для сооружения баррикад у входа на территорию миссии и в концах улицы. Из тюков сена они возвели непрочную стенку, перегораживавшую открытый участок за разоренными конюшнями, прорубили бойницы в стенах зданий резиденции и в парапетах на крыше казарменного блока, оттащили трупы врагов в складское помещение в дальнем конце территории, а тела двух своих товарищей положили на чарпаи в комнате Амал Дина.

Каваньяри спешно отправил эмиру записку, сообщая о неспровоцированном нападении афганских солдат на резиденцию и требуя положенной гостям защиты, а потом, ожидая возвращения посыльного из дворца, принял участие в сооружении импровизированного парапета из земли, мебели и ковров на крышах двух зданий резиденции. Но посыльный не вернулся.

Когда он прибыл во дворец, его отвели в боковую комнату и велели ждать, а ответ доставил дворцовый слуга. «Волей Божьей я приступил к приготовлениям», – написал его высочество эмир Якуб-хан. Но он не прислал ни стражников, ни хотя бы горстку своих преданных казилбашей.

Другие тоже готовились.