Индийская принцесса

– Пусть мы не сделали больше ничего хорошего, но по крайней мере одно мы можем поставить себе в заслугу: то, что мы положили конец такому ужасу.

Сарджи снова пожал плечами (это могло значить что угодно или вообще ничего) и, когда они повернули лошадей и двинулись к открытой местности, заговорил о других вещах.

Вдвоем они выезжали на верховые прогулки не меньше одного-двух раз в неделю, а по выходным и праздникам совершали более длительные поездки, отсутствуя ночь или две и выбирая маршрут наобум. Иногда они ездили в Патри и к мелководным озерам Ранн-Кача, где воздух пахнет солью, водорослями и гниющими рыбьими головами, которые рыбаки выбрасывают на берег для прожорливых чаек. Порой направлялись на восток, к Бароде, столице его высочества Гаеквара Сираджи Рао, или на юг, к Камбейскому заливу, куда из Арабского моря катились могучие волны между двумя форпостами Португальской империи, островами Диу и Даман, и где несколько раз они находили стоящее на якоре грузовое судно «Морала» и поднимались на борт поболтать с его владельцем, капитаном Рыжим Стиггинзом. Но только в одиночестве Аш ездил на север, в сторону далеких синих горных гряд, пролегающих между Гуджаратом и Раджпутаной.

Сарджи был жизнерадостным и занимательным спутником, но в северном направлении Аш предпочитал ездить один. В таких случаях он обычно добирался до увенчанного развалинами одинокого холма над рекой, откуда смотрел на зубчатые очертания древних гор, зная, что Джули стоит только выглянуть из окна Рунг-Махала, чтобы тоже увидеть их…

Они казались столь легко преодолимыми с виду: низкая гряда, тускло-золотая в лучах предзакатного солнца или сине-зеленая в дрожащем знойном мареве полудня. Однако Аш знал, что там очень мало троп и еще меньше перевалов, по которым можно пройти пешком, а тем более проехать верхом. Опасности, подстерегающие на горных перевалах, и мили непроходимых, населенных тиграми джунглей в нижней части склонов отбивали у желающих добраться до Раджпутаны всякую охоту сократить путь и заставляли большинство поворачивать на запад и двигаться в обход через Паланпур или же направляться на юг, в Бомбей, и ехать поездом через гхаты[9]. Но Аш совершенно не рассчитывал когда-нибудь снова пересечь границу Раджпутаны, так что трудности поиска пути через эти горы не имели значения. Даже если бы между Ахмадабадом и Бхитхором пролегала мощеная дорога, это не изменило бы ничего: Страна Королей была запретной территорией, и, подобно Моисею, он мог лишь смотреть издали на землю обетованную, но не мог вступить в нее.

Погруженный в свои мысли, Аш часами неподвижно сидел на холме – настолько неподвижно, что птицы, белки и даже робкие ящерицы часто приближались к нему на расстояние вытянутой руки. И только когда Дагобаз, отпущенный щипать траву среди развалин, начинал проявлять признаки нетерпения и беспокойно тыкаться носом ему в грудь, он словно пробуждался от глубокого сна, с трудом поднимался на затекшие ноги, садился в седло и возвращался по равнине обратно в Ахмадабад и в свое бунгало в военном городке.

В такие дни Махду неизменно поджидал Аша, тихо сидя на корточках в углу веранды, откуда он мог видеть передние ворота и одновременно бдительно наблюдать за кухней и хижинами для прислуги, чтобы его помощник, молодой Кадера, не отлынивал от работы.

Махду пребывал в подавленном настроении. Он чувствовал бремя прожитых лет, а также очень переживал за Аша. Нет, он не имел понятия, куда Аш ездит или чем занимается во время таких отлучек. Старик плохо знал географию, зато он хорошо знал Аша, и когда ему стало известно, что от Ахмадабада до границы Раджпутаны меньше дня пути, интуиция подсказала ответ, глубоко его встревоживший. Бхитхор находился недалеко от границы.

Близость княжества раны сильно обеспокоила Махду. Хотя до него ни разу не доходило ни самого туманного слуха, касающегося Анджули-Баи, он давно понял, что там произошло нечто более серьезное, чем вероломные попытки шантажа, предпринятые раной. Что-то глубоко личное для Аша-сахиба, лишившее его счастья и душевного покоя.

Махду был не глуп. Напротив, он был весьма проницательным стариком, который много лет знал и любил Аша, и это сочетание проницательности, любви и знания позволило ему совершенно точно догадаться о причине угнетенного состояния его мальчика. Он очень надеялся, что ошибается, иначе ситуация представлялась не просто трагической, но в высшей степени ужасной. Несмотря на многолетнюю службу у сахиб-логов и длительное пребывание в их стране, Махду по-прежнему твердо верил, что все порядочные женщины (особенно молодые и красивые) должны соблюдать строгий пурдах – кроме европейских, разумеется, ведь у них другие обычаи и едва ли их можно осуждать за манеру расхаживать с открытыми лицами, если у их мужчин хватает ума допускать столь неприличное поведение.