В отличие от мужчины, который рождался для того, чтобы — в зависимости от касты — быть воином или ремесленником, царем или подданным, женщина появлялась на свет для того, и только для того, чтобы быть женой и матерью, к какой бы касте она ни принадлежала. Иной дороги для женщины, если только она не хотела лишить себя и свою семью социального статуса и уважения окружающих, просто не существовало. Не случайно во многих районах Индии сложился обычай обращаться "матушка” даже к маленькой девочке. Человек, лишавший дочь супружества, какими бы причинами это ни было вызвано, считался грешником, убийцей ее нерожденных детей. Если человек умирал, оставив незамужнюю дочь, первым долгом его родичей, наследников или друзей было устроить ее брак
Долг супруги традиционно ставился выше всех других обязанностей женщины. Хозяйке дома обычай предписывал быть гостеприимной, подавать милостыню нуждающимся, но прислуживание мужу было более важной обязанностью, и литературные источники нередко повествуют о том, как женщина просит нищего, даже монаха или брахмана, подождать, пока она закончит прислуживать мужу, ~ лишь потом она может накормить просящего.
В древней и средневековой литературе был популярен образ кроткой, покорной жены, терпеливо сносящей злонравие мужа. Примером является, скажем, Налаяни, впоследствии родившаяся вновь в образе Драупади, главной героини "Махабхараты”, которая так преданно служила мужу, злому уроду и к тому же прокаженному, что в конце концов тот обратился в благородного красавца. Подобные идеальные героини были характерны для средневековой культуры многих стран, и Налаяни немногим отличалась, например, от Гризельды из последней новеллы "Декамерона" или реальной Елизаветы, супруги ландграфа Тю-рингского, которая за покорность и терпение, с которыми она сносила притеснения мужа и свекрови, была после смерти канонизирована католической церковью (впоследствии стала героиней вагнеровского "Тангейзера").
Впрочем, грубость в отношении жены индийской традицией не поощрялась, и считалось, что боги не примут жертвы от того, кто бьет свою жену. Однако если членам высших каст традиция предписывала благородное обращение с женами и с женщинами вообще, то в среде простонародья нравы, видимо, были проще. Недаром Пхул-лора, жена охотника из бенгальской поэмы "Чондимонгол" (XVI в.), говорит: "Муж ~ господин жены, муж — путь для жены, муж — бог для жены, муж “ самое высшее достояние; никто, кроме мужа, не может быть дарителем счастья и избавления. Доволен он — на ложе возведет, за проступок нос отрежет, для жены супруг — вершитель правосудия". Средневековая литература изобилует наставлениями такого рода.
На протяжении всего своего жизненного пути женщина находилась в зависимости от других: сперва — от отца, потом — от мужа, а после его смерти — от сына. В литературе утвердилось сравнение мужа со стволом дерева, а жены — с лианой, которая, потеряв опору, не может жить. Женщина была лишена возможности проявлять свою волю во всем, и прежде всего в выборе супруга, ибо это было долгом ее отца и родичей, да и распространившийся обычай детских браков сводил малейшую возможность самостоятельного выбора на нет. Даже известный по древней и раннесредневековой литературе обычай сва-ямвары, когда принцесса выбирала себе жениха из нескольких претендентов, для которых устраивался турнир, ничего не менял, ибо если девушка и не становилась автоматически наградой победителю, то выбирать ей приходилось среди тех, кого она никогда ранее не видела.
Ни о каком ухаживании и влюбленности в нашем понимании этого слова не было и речи. Не случайно даже самые романтические произведения литературы средневековья либо описывали чисто династические браки, либо развлекали читателей историями о том, как герой и героиня влюблялись друг в друга на расстоянии, увидев портрет или услышав о красоте суженой из рассказа говорящего попугая. Женщина, да и мужчина тоже были обязаны любить друг друга, если они были соединены священными узами брака, хотя бы само их знакомство и произошло только на свадьбе. Впрочем, таков был идеал, но, видимо, не зря народная фантазия создала бога любви Камадеву, которому были нипочем обычаи и законы, да и обилие литературных произведений о хитрых проделках любовников и об одураченных мужьях-простофилях свидетельствует о том, что в Индии, как и везде, строгие законы создавались лишь для того, чтобы их обходить.