Индийский мечтатель

Именитый ярославский купец Качуров чествует дорогого гостя, известного петербургского артиста — Ивана Афанасьевича Дмитревского. Приглашенных много: видные чиновники, духовные особы, цвет ярославского купечества — Гурьевы, Затрапезновы, Полушкины, Лагуновы…

Пиршество длится долго. Слуги подают все новые и новые яства, крепкие домашние наливки.

Дмитревский сегодня в ударе. Приятно после долгой разлуки снова очутиться в родном городе, в кругу старых друзей.

Он охотно рассказывает о шумной петербургской жизни, о недавнем путешествии в Париж, Лондон…

Несколько человек слушают затаив дыхание. Остальные, разомлевшие от жирной пищи и обильных возлияний, клюют носами.

Дмитревский наконец заметил это. Хорошо зная нравы провинциальных купцов, он предложил:

— Пора, кажется, поблагодарить радушных хозяев — и на покой!

В это время подошел учитель здешней семинарии Благовещенский, слывший в городе мечтателем и чудаком.

— Есть превеликая просьба, почтеннейший Иван Афанасьевич… — молвил он робко.

Хозяин дома неодобрительно покачал головой:

— Вечно ты не во-время! Какие еще просьбы? Дай гостю отдохнуть.

Дмитревский жестом остановил его.

— В чем дело, Илья Саввич? — обратился он к учителю.

Благовещенский, запинаясь, стал рассказывать о мальчике, одаренном немалым музыкальным талантом, который по крайней бедности своей не может выбиться на дорогу.

— Родитель его человек беспутный и пьяница, хотя и носит духовный сан. Отрок же растет, как трава, и только пятнадцати лет от роду моими заботами обучился чтению и письму. За него и ходатайствую: не удостоите ли принять и подать благой совет?

Дмитревский слегка поморщился. К нему не раз обращались с подобными просьбами, но редко они оказывались достойными внимания.

— Хорошо. Пусть приходит ваш музыкант, — согласился он. — Я пробуду еще дня два.

— Нельзя ли сейчас? — попросил учитель. — Он здесь, в черных сенях. Сосветла дожидается… Соблаговолите принять, почтеннейший!

— Что ты! — замахал на него руками Качуров. — Вот еще придумал, на ночь глядя!

Дмитревский подумал.

— Пожалуй, можно и сейчас, — решил он. — Кто устал, пусть с богом едет почивать, а мы побеседуем… Час еще ранний, у нас в столице об эту пору только и начинается веселье.

Учитель благодарно поклонился и торопливо вышел из зала. Гости стали разъезжаться, некоторые остались — то ли из почтения к знаменитому артисту, то ли из любопытства. Через несколько минут учитель ввел черноволосого мальчика, одетого в серый ветхий кафтан с заплатами во многих местах. В руках у него была четырехструнная гитара. Потупившись, остановился он у двери.

— Как звать? — спросил Дмитревский.

Мальчик поднял голову. Такое беспредельное восхищение светилось в его глазах, что даже избалованный успехами артист был польщен.

— Ну, ну, не робей! — сказал он ласково своим бархатным голосом. — Скажи нам, как тебя звать.

— Герасим! — ответил мальчик, оправившись от смущения. — Герасим, Степанов сын, Лебедев.

— Ты, говорят, музыкант, Гарася?

— Я… очень люблю музыку.

— И я тоже, — улыбнулся Дмитревский. — На гитаре играешь?

— Да… Умею и на гуслях, на дудке… Только неискусен еще…

— Он и поет отлично, — вставил Благовещенский.

— Послушаем! — кивнул Иван Афанасьевич. — Спой что-нибудь, дружок.

Герасим подошел поближе. Проверив настройку, он помедлил немного и запел.

Голос у него уже установился — баритон, не очень сильный, но чистый, удивительно приятного тембра. Больше же всего очаровывала слушателя тонкая музыкальность и задушевность исполнения. Он спел несколько сочинений покойного Федора Волкова.

Дмитревский сидел, прикрыв лицо рукой. Когда певец умолк, он помолчал, потом, подняв влажные глаза, сказал:

— Спасибо, голубчик… Ты хорошо пел. Приходи завтра, потолкуем.

* * *

На окраине Ярославля, в Ямской слободе, стояла ветхая бревенчатая избенка. Здесь жил дьякон Степан Лебедев с семейством. Прежде он служил в одной из лучших ярославских церквей, но, повздорив с настоятелем, лишился места. С досады начал Лебедев выпивать и мало-помалу так пристрастился к вину, что и не узнать стало человека. Якшался со всяким сбродом, шатался по кабакам, а возвращаясь домой, бранил тихую, безответную жену и жестоко колотил ребятишек. Пришлось переехать на окраину, поселиться в убогой лачуге. В короткие периоды просветления Лебедев занимался столярным ремеслом. Руки у него были поистине золотые, изделия его охотно покупали. Потом снова наступал запой, а с ним и нищета.

Жена Лебедева, Прасковья, не гнушалась никакой работой, но здоровье у нее было слабое: потрудится денек-другой, да и свалится.

Детей было четверо: трое мальчиков и девочка. Герасим — самый старший, крепкий, живой паренек — стойко сносил невзгоды.

С раннего детства мальчик страстно любил музыку. Он не пропускал ни одной церковной службы. Не понимая ни сущности религии, ни смысла молитв, он ходил в церковь, как другие ходят в оперу или на концерты. Для него здесь существовала только музыка, чудесная гармония голосов и звуков, порождавшая ощущение неизъяснимого восторга.