Indileto [poмaн в 22 уровнях] (СИ)

«Вляпался, вляпался!» — подумал Лапидус, внимательно разглядывая надпись и опять вспоминая то самое мерзкое ощущение, которое бывает, когда подымаясь по ступеням черного хода, внезапно вступаешь в кошачье–собачье–человечье дерьмо. Или собачье–кошачье–человечье. Или человечье–собачье–кошачье. Все равно, в какой последовательности, главное, что вляпался и надо отмывать ботинки.

Лапидус посмотрел на свои ботинки и подумал, что если бы у него был пакет, то он бы поменял его на сумку с деньгами ни на минуту не задумываясь. Эвелине — пакет, ему, Лапидусу, сумку. Сколько, интересно, в ней было? Сто тысяч, двести, триста? Или больше? Например, миллион? На ботинки в любом случае бы хватило. И тут Лапидус увидел то, что искал.

«INDILETO», было написано на стене под самым потолком. Причем — синей краской, как и на том зеленом заборе. Манго — Манго был не прав, надпись сделана именно синей краской, даже дальтонику ясно. Лапидус пожалел, что у него нет с собой фотоаппарата — задокументировать, оставить на пленке вещественное доказательство. На цветной пленке, естественно, на черно–белой цвет надписи различить нельзя.

— Эй, — услышал он за своей спиной, — ты чего это делаешь?

Лапидус с трудом, но открыл глаза. Эвелина, стоя на коленях, пристально смотрела ему в лицо. — Ты чего это делаешь, — опять спросила Эвелина, — взял да и грохнулся, ноги ослабли?

— Я увидел надпись, — сказал Лапидус.

— Ну и что, — сказала в ответ Эвелина, но потом все же поинтересовалась: — какую это надпись ты увидел?

— Там было написано «INDILETO», синей краской…

— Ты сумасшедший, — сказала Эвелина, — ты всегда такой, с детства?

— Не знаю, — смущенно ответил Лапидус, пытаясь встать и смотря на Эвелину, — только сейчас он смог рассмотреть ее внимательно.

— Чего смотришь? — спросила Эвелина. — Не нагляделся еще?

Лапидус не ответил, он опять закрыл глаза, но подземный переход исчез, будто его никогда и не было. Лапидус открыл глаза — да, все правильно, поляна, сосны, небо, машина, Эвелина, Эвелина, машина, небо, сосны, поляна, поляна…

— Эй, — окрикнула его Эвелина, — смотри, сейчас опять в обморок упадешь!

Лапидус встал и пошел к краю поляны.

Край поляны обрывался, внизу шумела вода.

Лапидус обернулся и посмотрел в центр поляны.

Эвелина уже стояла у машины, дверка со стороны водителя была открыта.

— Ты это… — закричал Лапидус, — вы это… А я! Я-то как?

Эвелина засмеялась и села в машину. Лапидус побежал, точнее, попытался бежать, но ноги не слушались, он сделал несколько шагов и опять упал на землю.

Он лежал на земле и слушал, как работает включенный двигатель.

— Десять сорок пять, — прокуковала кукушка, сидя на сосновой ветке.

Машина тронулась и начала пятиться в сторону лесной дороги, той самой, по которой они и приехали сюда.

— Эй, — закричал Лапидус и начал ползти в сторону машины, — а я, а меня, что мне тут делать?

— Увидимся! — крикнула ему на прощанье Эвелина через открытое окно, машина развернулась и исчезла среди деревьев.

Лапидус упал лицом в траву, в голове опять поплыли радужные и яркие круги.

Эвелина сняла темные очки и пристально посмотрела в глаза Лапидусу. — Ты меченый, — как–то очень нежно и печально проговорила она, — стоит только на тебя посмотреть, как сразу понимаешь, что ты меченый, откуда ты такой взялся?

— Я вляпался, — ответил Лапидус, отгоняя круги рукой, но они не исчезали.

— Это не то слово, — возразила ему Эвелина, — ведь ты не просто вляпался, ты попался, Лапидус!

— Я всегда жил в зоне неудач, — сказал Лапидус, — я в ней родился и в ней вырос…

— И поэтому ты оказался на этом перекрестке? — спросила Эвелина.

— Шел дождь, — сказал Лапидус, — очень сильный дождь, я промок до нитки, а тут ты остановила машину…

— Тебе не надо было в нее садиться, — жестко сказала Эвелина, а потом добавила: — Хотя кто знает…

Лапидус открыл глаза — солнце припекало, солнце было в зените, если бы кукушка захотела, то она прокуковала бы полдень. Голова у Лапидуса раскалывалась, ему хотелось окунуть ее во что–нибудь очень холодное, например, в холодную проточную воду. Лапидус встал и огляделся.

Он был один, трава, примятая колесами доставившей его сюда машины, уже почти распрямилась. Солнце действительно было в зените, сосны отбрасывали на поляну четкие грифельные тени. Их можно было даже сосчитать, но Лапидус решил этого не делать — и тени, и сосны остались не сосчитанными.

Лапидус почувствовал, что, несмотря на головную боль, он хочет есть. И пить. Вначале даже скорее пить, чем есть. У него с собою ничего не было, он не знал, где он, хотя и знал, как тут оказался. Лапидусу опять захотелось завыть, как тогда, в машине, когда вначале за рулем сидела брюнетка, потом, когда Лапидус закрыл и открыл глаза, то это уже была блондинка.

Лапидус завыл и пошел прочь с поляны. Он подошел к самому краю, сосны остались за спиной, перед ним был обрыв, а под обрывом — берег.

Блондинка опять превратилась в брюнетку, у брюнетки было странное имя — Эвелина. Это Лапидус помнил очень хорошо.

Берег был узким, после весеннего разлива река еще не совсем вошла в берега.