Индира

Бонкичмондра Чоттопаддхай Индира

Глава первая Я ПЕРЕЕЗЖАЮ В ДОМ СВЕКРА

Наконец после долгих томительных дней ожидания я стала готовиться к отъезду. Мне исполнилось девятнадцать лет, а я все еще жила у родителей, хотя была замужем. Сразу же после свадьбы свекор прислал за мной слугу, но отец мой, человек состоятельный, не хотел, чтобы я жила в бедности, и заявил:

— Передай свату: пусть зять сперва научится зарабатывать деньги, а потом присылает за женой — ведь он не в состоянии прокормить мою дочь.

Узнав об этом, мой муж оскорбился. Он поклялся разбогатеть во что бы то ни стало и решил отправиться в Западную Индию. В те времена это было не так легко: железных дорог еще не построили. Однако мой муж, не имея ни гроша, не хотел все же ни к кому обращаться за помощью и дошел пешком до самого Пенджаба. А такой человек всегда добьется своего. Вскоре он стал посылать домой деньги, но за семь лет ни разу не навестил своих родителей и ни разу не справился обо мне. Я места себе не находила от обиды. Разве мне было нужно богатство? Я простить не могла отцу с матерью то, что они завели разговор об этих проклятых деньгах. Неужели презренное золото дороже моего счастья? Отец мой был так богат, что я могла сорить деньгами и даже подумывала, не устроить ли себе постель из золота. Тогда, может быть, я узнаю наконец, что такое счастье.

— Ма, — сказала я однажды, — мне бы хотелось спать на золоте.

— С ума ты сошла! — воскликнула мать, хотя, по-моему, она поняла, почему мне пришла в голову подобная мысль.

Однако родители мои, как видно, старались не зря, потому что незадолго до того, как начинается этот рассказ, мой муж вернулся на родину. И тут прошел слух, что он теперь очень богат и служит в комиссариате. (Верно болтали насчет комиссариата или нет, не знаю.)

«С вашего благословения, Упендро (так звали моего мужа, и да простят мне старики, что я осмелилась произнести вслух его имя! А впрочем, по нынешним законам не возбраняется говорить даже «мой Упендро»!) теперь сам может содержать свою жену, — написал свекор моему отцу. — И я посылаю за вашей дочерью паланкин с телохранителями, отпустите ее в дом мужа, иначе мне придется искать сыну другую супругу».

Теперь отец мой воочию убедился, что зять его действительно разбогател и стал настоящим бабу[1]. Присланный за мной паланкин изнутри был обит парчой, снаружи украшен серебряными бляхами, а на ручки его были насажены акульи головы, тоже из серебра. Служанки явились в шелковых сари и массивных золотых ожерельях; кроме служанок, паланкин сопровождали слуги и четыре чернобородых телохранителя.

— Индира, дочь моя, — хитро улыбаясь, сказал мне на прощание мой отец, Хоромохон Дотто, человек почтенный и умный. — Теперь я не смею удерживать тебя. Поезжай, но скоро я возьму тебя обратно. Смотри только не рассмейся при виде этого выскочки.

«О, если б ты знал, что творится в моей душе, — подумала я, — тебе было бы не до шуток».

Моя младшая сестра Камини словно угадала мои мысли и спросила:

— Когда ты вернешься, диди[2]?

Я ничего не сказала, только ласково потрепала ее по щеке, но девочка не унималась:

— А ты знаешь, что такое дом свекра?

— Знаю, — ответила я. — Это волшебный сад, где бог любви пускает стрелы из цветов амаранта[3], благословляя рождение человека. Там женщина становится апсарой[4], а мужчина ягненком. Там всегда поет кукушка, зимой веет теплый южный ветерок, а в дни новолуния месяц светит так же ярко, как полная луна.

— Разрази тебя гром! — засмеялась Камини.

Глава вторая В ПУТИ

Получив «благословение» сестры, я покинула свой родной Мохешпур и отправилась в путь. Дом свекра находился в Монохорпуре, крошах[5] в десяти от нашего селения. Мы выехали на рассвете и должны были прибыть на место лишь глубокой ночью. Я чуть не плакала от обиды: ведь в темноте мы с мужем не сможем рассмотреть друг друга.

Перед отъездом моя мать долго и старательно причесывала меня, чтобы волосы мои не растрепались за дорогу. Мне предстояло провести не один час в душном паланкине, и я очень боялась, что подурнею и приеду вся потная, с пересохшими от жажды губами и усталым лицом.

Вам, читатель, возможно, смешны мои страхи, но умоляю — будьте снисходительны к моей молодости: ведь я впервые ехала в дом свекра.

На нашем пути лежало большое озеро, которое называли Черным, и дорога шла по берегу, поросшему баньяном, крутому и высокому. Оттуда на озеро открывался восхитительный вид: густая тень деревьев манила, обещая прохладу, вода была голубой, как небо. Редко кто приходил сюда. Жилья на берегу не было, стояла лишь одна-единственная лавчонка. Неподалеку раскинулось селение, которое тоже называлось Черным. В народе Черное озеро прозвали Разбойничьим. Поговаривали, что сам лавочник помогает грабителям. Потому люди и не решались ходить туда, особенно в одиночку. А я ничуть не боялась. Да и неудивительно! Со мной было шестнадцать носильщиков, четыре телохранителя и несколько служанок.