Индиран Диор и тайна затерянного храма

— Зато люди хорошо умеют делать морготову работу. И мы это знаем лучше многих. Как думаешь, благо от обретения Сильмарилла перевесит ту свару, которая начнется вокруг владения им?

— Я могу объявить себя его владельцем. И напомнить, что я королевских кровей.

— Знаешь, потомок Короля-Бычка, если Клятва Феанора проснется, Маглору придется встать в длинную очередь желающих срочно унаследовать от тебя Сильмарилл. И некоторые королевские родичи окажутся в ней первыми. Тебя затаскают по судам.

— Гондорка мало что понимает в умбарской судебной системе.

— Да, в основном то, что в ней правосудие — очень дорогое удовольствие. Индиран, ты с ума сходишь прямо сейчас и здесь от этого света, и рассчитываешь, что другие от него с ума не сойдут?

— Я хотя бы не собираюсь прятать его!

— Сколько раз воровали из музеев и даже у королей эльфийские украшения? Сколько владельцев вещей, якобы принадлежащих эльфам, молчат, боясь кражи и грабежа? Сколько споров было из-за наследия Телконтаров в древности и наследия Короля-Бычка в средневековье? Оцени честно свои шансы сохранить его. Пожалуйста.

Ты не король и не королевский родич. Ты всего лишь учёный из семьи учёных. Тебя сожрут и примутся ломать зубы о Камень и друг о друга. Даже Маглора сожрут, повтори он свою Клятву еще хоть десять раз, потому что он один. А богатых и жадных…

— Считаешь, люди не заслуживают такого света? — спросил Индиран горько.

— А часто люди удерживают руки в карманах? Звезде место в недосягаемом небе, тогда она сможет принадлежать всем. И только так. Упадет звезда с неба — над ней тотчас передерутся.

— И в нашем мире больше не станет этого света!

— Голм, голм, — только и сказала Аэлин.

— Ты издеваешься?

— Не совсем, к сожалению.

— Ты невыносима.

— Озвучиваю твои же опасения, верно? Я просто сволочь, дорогой коллега. Ты уже не можешь от него оторваться!

Шкатулка захлопнулась с треском, на них упала темнота. Глаза привыкли не сразу. Вот он различил сперва звезды в бледном небе, затем светлую рубашку Аэлин и отблески воды под ногами.

— Он действительно обжёг меня… И я не собирался держать его у себя. Ни минуты.

— Я верю.

— В древности сказали бы — в тебе нет эстель.

— Надежды на что? На благородство королей и разумность правительств? Нету.

— А не влюбилась ли ты, дорогая Аэлин? — спросил Индиран в темноте. — Не пытаешься ли добыть дар предмету этих чувств? В это чудо ещё как можно влюбиться…

— О, о моих чувствах я могу говорить долго, дорогой Индиран, — очки Аэлин отразили свет звезд, стекла были видны, а их хозяйка — нет, только рубашка белела чуть ниже. — Мое чувство задницы предсказывает большую беду вокруг этого Камня. Каждый раз, когда такой появлялся в Срединном мире, вокруг него начинались беды. Мое чувство прекрасного подсказывает, что есть лишь один способ уберечь эту красоту от жадных рук — поднять светить в небе или иным способом сделать недосягаемой для людей. И, наконец, мое чувство должного подсказывает мне, что раз мы двое обожгли об него руки, он не для нас. А скорее всего, для сына своего создателя.

— С чего бы это? Маглор отказался от него тысячи лет назад!

— Когда ты ушел, я спросила у студентов, знает ли кто-нибудь, где обитают обычно гигантские морские сомы. И мне сказали — у западных берегов, вдоль Линдена и островов. А выловили его с камнем в брюхе далеко на юге. И вот я думаю, не к этим ли берегам он плыл…

— Это уже фантазии, дорогая Аэлин.

— Я полагаю, идея, что этот чудесный свет будет мирно светить с Королевского маяка и все, тоже фантазия.

— Мы цивилизованное государство. Даже если в древнем Минас-Тирите в этом сомневаются.

— Древнему Минас-Тириту я тоже его не доверю. И я не знаю, смогу ли выпустить его из рук, подержав в них по дороге.

Стало тихо. Шуршал слабый ветер, лунный отсвет лежал на верхушках деревьев. Глаза привыкли к темноте и уже различали берега ручья и верхние кромки овражных склонов.

— Я жду, что ты попытаешься снова.

— Я сказала все, что могла, дорогой коллега.

Раздался шорох, скрежет мелких камней, и белая рубашка начала неловко удаляться.

— Постой, — сказал он. — Подожди.

Шорох прекратился.

— Если Камень все же окажется на Королевском маяке, что ты будешь делать?

— Любоваться и завидовать.

Он отвернулся. На фоне тропической темноты вставало перед глазами видение — расцветающий под удивительным светом Умбар.

…Негодование богатого и мощного Нового Южного Умбара.

Зависть старого Гондора.

Бешенство безводного, многолюдного Харада.

Зависти будет много. Вскипят все споры и обиды, только-только улаженные. Особенно обиды.

"Нас интересует сокровище, которое вы утаиваете от Королевского Совета Умбара", — скажут ему люди в наглухо застегнутых официальных костюмах. Обязательно скажут.

— Ты сможешь… отдать его?

— Сделай это.

— Кажется, уже не могу, — признался Индиран странно легко. — У меня руку судорогой сводит от одной мысли.

Снова зашуршало, отблеск очков приблизился.

— Возьми, — сказал он, протягивая руку. Левой рукой растер запястье правой — сводило так, словно он без перерыва писал с утра до ночи.