Индивидуализированное общество

[Подошли к концу] времена прямого общения между «господствующим» и «подчиняющимся», воплощенного в системе постоянного контроля и индоктринации, теперь они, кажется, заменены (или заменяются) более аккуратными, утонченными и гибкими экономическими средствами. Именно распад прежних тяжелых конструкций и отмена жестких и строгих правил обрекли людей на ощущение ненадежности их положения и породили всеобщую неуверенность в действиях, сделали излишними неуклюжие и дорогостоящие методы прямого контроля. Когда, по выражению Пьера Бурдье, !а precarite est partout (нестабильность наблюдается повсюду), паноптикумы с их обширным и неуправляемым штатом надсмотрщиков и контролеров могут быть закрыты и расформированы. В той же мере можно обойтись и без проповедников с их нравоучениями. Риск более совершенен в их отсутствие. Ощущение риска оказывается новой, более надежной гарантией подчинения, поскольку в условиях, когда люди поставлены перед необходимостью справляться со своими проблемами собственными силами, к сожалению, недостаточными для установления контроля над нынешней ситуацией, трудно предположить возможность возникновения у них мыслей о будущих изменениях своего положения. Разъединение стало в наши дни самой привлекательной и широко практикуемой игрой. Быстрота действий и особенно скорость ухода от опасных последствий, прежде чем они будут обнаружены, -это самые популярные ныне приемы власти.

В наше время власти предержащие не желают впутываться в проблемы и неприятности управления и контроля; еще более не хотят они брать на себя обязательства, вытекающие из долгосрочных установок и соглашений, заключенных до того момента, «пока не разлучит нас смерть». Они возвысили до ранга наивысшей заслуги атрибуты мобильности и гибкости, легкости передвижений, быстрого решения проблем и непрерывных перевоплощений. Имея в своем распоряжении массу ресурсов, соответствующую диапазону выбора, они считают новую легкость не иначе, как плодотворным и потому весьма радостным обстоятельством. Однако эти атрибуты, превращаясь в отсутствие выбора, в обязательные каноны всеобщего поведения, порождают массу человеческих страданий. В то же время (и тем же манером) они лишают игру возможных осложнений и тем самым страхуют ее от всякой конкуренции. [Всеобщность] риска и принцип TINA (Аббревиатура, составленная автором из первых букв английских слов there is no alternative' (альтернативы не существует). - Прим. ред.) идут по жизни рука об руку. И лишь вместе они могут уйти из нее.

Почему же все мы, побуждаемые к действию неудобствами и рисками, присущими самому нашему образу жизни, так часто переключаем свое внимание и направляем свои усилия на объекты и цели, явно не связанные с реальными источниками этих неудобств и рисков? Как получается, что наша энергия, энергия разумных существ, каковыми мы являемся, порожденная жизненными неприятностями, не направляется на «разумные цели» и используется скорее для сохранения, чем для устранения причин существующих проблем? В частности, каковы причины того, что истории, которые мы сегодня рассказываем и которые с удовольствием выслушиваем, редко, если вообще когда-нибудь, выходят за пределы узкого и упорно ограждаемого круга частной жизни и собственной субъективности? Эти вопросы в последние годы стали (пора в этом признаться) мучительными для меня. Предлагаемое собрание лекций и очерков, прочитанных и написанных за последние три года, выступает свидетельством этих мучений.

Перечисленные выше вопросы - это тот единственный элемент, который объединяет темы этой книги, которые в иной ситуации остались бы разрозненными и мало относящимися друг к другу. Поиск ответа на них был моим основным мотивом, а приближение с разных сторон к ускользающему, нельзя не признать, ответу было моей главной целью. Я уверен, что активное участие в продолжающихся усилиях по переосмыслению того меняющегося состояния, в котором оказываются «все более индивидуализируемые индивиды», борющиеся за внесение смысла и цели в свои жизни, является при нынешних обстоятельствах (которые я попытался вкратце обрисовать в своей книге «Растекающаяся модернити») главнейшей задачей социологии.

Эта задача не состоит (и не может состоять) в «корректировке здравого смысла» и утверждении истинного подхода к социальной реальности взамен расхожих представлений, свойственных досужему знанию. Суть задачи не в том, чтобы закрыть прения, а в том чтобы открыть их; не в выборе человеком достойных реализации возможностей, а в предотвращении отказа от их анализа, в противостоянии их подмене или простому уводу из поля зрения. Призвание социологии заключается в наши дни в сохранении и расширении той части человеческого универсума, которая является предметом дискурсивного изучения, и тем самым в спасении ее от закостенения, от превращения в состояние, когда выбирать становится не из чего.