Индивидуальные отношения. Теория и практика эмпатии

В мире идей, который по определению содержателен, из двух общих соображений может быть выведено неограниченное множество целых теорий. Здесь не действует механизм «естественного отбора», а принцип третьего, описанный в новой методологии, напротив, работает без сбоев: две вещи порождают третью, эта третья с каждой из двух первых порождает еще две, эти две – каждая с тремя предыдущими, и так они множатся в прогрессии, а работающих систем выбраковки ошибочных, ложных или просто пустых ассоциаций в этом пространстве не предусмотрено. В мире идей нет ни «естественных врагов», ни «агрессивной окружающей среды», к которой следует приспосабливаться, а потому здесь ничто не мешает уживаться противоречивым установкам. По сути, они «бестелесны» и не имеют никакого непосредственного отношения к реальности, а потому безответственны.

Итак, в нас самих, в нашей содержательности, в опыте составляющих нас ролей любое наше влечение, свободное изначально от любых моральных притязаний, зависимостей и предрассудков, теряет свою природную чистоту, претерпевает одно превращение за другим и, в итоге, становится убогой, подчас, потребностью, которую и удовлетворить-то нельзя, поскольку она обращена теперь не к реальности, а к некой не существующей в природе содержательности (как пример – «идеальный сексуальный объект», являющийся целиком и полностью болезненной невротической фантазией).

Теперь вернемся к тому, что представляют собой индивидуальные отношения. Это несодержательные, сущностные отношения. Сущность одного человека тяготеет к сущности другого, они влекутся друг к другу. Вот как символически Платон описывает это движение души в диалоге «Федр»: «Глядя на красоту юноши, она принимает в себя влекущиеся и истекающие оттуда частицы, – недаром это называют влечением: впитывая их, она согревается, избавляется от муки и радуется. Когда же она вдалеке от него [возлюбленного], она сохнет: отверстия проходов, по которым пробиваются перья, ссыхаются, закрываются, и ростки перьев оказываются взаперти. Запертые внутри вместе с влечением, они бьются наподобие пульса, трут и колют, ища себе выхода – каждый росток отдельно для себя, – так что душа, вся изнутри исколотая, мучается и терзается, но все же, храня память о прекрасном, радуется»⁷⁰. Но стоит этим двоим выйти из реальности индивидуальных отношений, как они окажутся в поле содержательности, способной исказить этот опыт до неузнаваемости. Появятся, возможно, чувства вины, тревоги, зависимости, неопределенности.

Что остается в содержательности от реальности индивидуальных отношений? Платон показывает, что мы уже сами по себе не способны к непосредственному выражению нашего чистого влечения (речь идет не о содержательных инстинктах, а о несодержательных интенциях). Влечение, заложенное в нас потенциально, то есть несодержательно, Платон уподобляет «божественному неистовству». И для реализации этой несодержательной интенции она должна вырасти. Платон сравнивает этот рост с растущими крыльями, предупреждая, что на пути этого роста будут и трудности, и кризисы. Следует лишь добавить, что содержательно воплощенная интенция – это всегда не то, чем она была изначально. Даже в лучшем случае, как картина гениального художника всегда отличается от того образа, которое породило его творческое воображение.

Продолжая опираться на Платона, отметим, что, развивая идею отношений между двумя, он подводит их итог таким образом. Тем, у кого сложились эти глубокие отношения (мы называем их индивидуальными), в целом, не страшна содержательность: «Ведь нет такого закона, – говорит Платон, – чтобы сходили во мрак и странствовали под землей те, кто уже вступил на путь поднебесного странствия, – напротив, им назначена светлая жизнь и дано быть счастливыми, вместе странствовать и благодаря любви стать одинаково окрыленными, когда придет срок». Но сохранить эти отношения вне содержательности – это высшая ценность: «После смерти, став крылатыми и легкими, они одерживают победу в одном из трех поистине олимпийских состязаний, а большего блага не может дать человеку ни человеческий здравый смысл, ни божественное неистовство»⁷¹.

Этот вопрос подробно рассматривается в психоанализе и определяется как «позитивный перенос»: «Термин “позитивный перенос” является коротким названием для описания реакций переноса, которые состоят преимущественно из любви в любой ее форме или из любых ее предвестников и дериватов. Несексуальные, неромантические, мягкие формы любви способствуют формированию рабочего альянса. Я здесь имею в виду чувства, близкие к симпатии, доверию, уважению в особенности»⁷².