Индокитай: Пепел четырех войн (1939-1979 гг.)

Осень на берегах Красной реки не называют золотой. Ее величают бархатной, что, пожалуй, более точно соответствует этому прекрасному во Вьетнаме времени года. Чистое голубое небо. Мягкая нежная зелень бульваров. Легкая прохлада ночей. И кажется, что не только город и его жители, но и вся природа отдыхает от жаркого тропического лета.

13-я годовщина освобождения Ханоя. Город выглядел особенно нарядным. Природа не забыла приложить свою чудодейственную руку, убрав город цветами. Даже на развалинах, напоминающих о последних бомбардировках, уже начинали пробиваться молодые зеленые побеги. Но все же мрачные развалины – эти страшные следы-шрамы войны оставались в центре города и в его предместьях.

На рассвете, как обычно, я выходил на ханойские улицы. На улице Хангбай встретил знакомых офицеров. Они шли на открывшуюся Выставку художественной фотографии, посвященную героическому Ханою. 102 работы пятидесяти авторов привлекали сюда тысячи ханойцев. Фотографии рассказывали о том, как был сбит 144-й американский самолет над Ханоем, о том, как защищали ханойцы свой город. На снимках тихие улицы и боевые позиции ракетных и зенитных батарей. На фотографиях летчики в кабинах МИГов, отряд ополченцев, лица детей, выглядывающих из бетонных индивидуальных укрытий, промышленные предприятия, рисовые поля ханойских предместий. А вот фотографии уникальной черепахи. Ей более четырехсот лет. Она погибла 31 марта 1967 года во время одного из налетов. По-новому читалась древняя легенда о том, как черепаха вручила Меч-победитель герою Ле Лою. Отсюда и название озера – возвращенного меча.

Улица Чантиен. Здесь всегда многолюдно. У кинотеатра и Центрального универсального магазина выстроились в ровные ряды тысячи велосипедов.

Я направился в рабочий пригород Ханоя – Зиалам – район, подвергавшийся наиболее ожесточенным бомбардировкам. Жители этого предместья вырыли более 48,4 тысячи индивидуальных укрытий, оборудовали 900 бомбоубежищ, более 34 200 убежищ у паромов и переправ, более 6 тысяч метров траншей…

Но Ханой – это не только город, где рвались бомбы. Ханой – это город, в котором, несмотря на сложную боевую обстановку, рождались новые молодые семьи.

…Гости собирались медленно.

– Вот всегда гак. Лучшие друзья, а даже на свадьбу опаздывают, – сказала Лиен. Ее красивые глаза-черносливы немного печальны. Кажется, вот-вот их заволокут слезы. – Нет ни Бая, ни Тана, один только Лан оказался приличным человеком. По крайней мере, успел предупредить, что его не отпускает командир зенитной батареи. Нелегко мне с вами, военными. На свадьбу – и то не можете собраться.

– Не огорчайся, дорогая, ребята придут. Ничего, что опаздывают. Ты ведь их знаешь. Бай иногда неделями не уходит с аэродрома. Лан? Тан? Ведь у зенитчиков и ракетчиков служба не шуточная, – успокаивал невесту мой старый друг, командир пехотного батальона Тхап. Он показался мне тогда особенно красивым в своей новой светлой гимнастерке с алым цветком в петлице.

Несколько девушек с Ханойского механического, подруги Лиен по работе, хлопотали у праздничного стола.

– Послушайте, Тхап и Лиен, пора все-таки начинать. В конце концов, кто же сегодня женится? – подтрунивали девушки.

– Первый тост за молодых. За их счастье, за победу! – Пожилой рабочий с редкой седой бородой поднял рюмку. Еще тост, другой, третий…

Раскраснелись лица. Паренек, брат Лиен, заиграл на гитаре. Ему кто-то подыгрывал на национальной флейте сао. И пошли по кругу танцующие пары. Впереди Тхап и Лиен. Какие они все-таки красивые! Какое счастье на лицах!

Скрипнула дверь. На пороге – два друга: Бай и Тан. Усталые, запыленные лица. В руках огромные букеты цветов, свежих, с бриллиантиками росы на бутонах.

– Поздравляем, ребята! – обнимали Тхапа. Легко, почти юз-душно, пожимали руку Лиен.

Я сидел в уголке комнаты, курил сигареты «Дьен Бьен». Снова и снова перебирал в памяти эпизоды, связанные со знакомством с этими чудесными людьми, собравшимися на свадьбе Тхапа и Лиен.

Месяцев семь назад уходил батальон Тхапа в район Виньлинь. Я встретил Тхапа ночью на переправе у реки Зань в провинции Куангбинь. Только что был налет. Неглубокая землянка. Кончились сигареты. Курили одну на двоих. Казалось бы, минутная встреча. Но как сближала людей последняя сигарета! Договорились встретиться в Ханое. Вот и встретились. На свадьбе…

– Ты что загрустил, Миса? Наверное, вспомнил свою Мактыкхоа? – заговорила со мной Лиен, смешно переворачивая мое русское имя и название советской столицы на вьетнамский лад.

– Тебе хорошо у нас? Наш дом – твой дом.

– Спасибо, Лиен. Прекрасно.

– Послушай, спой нам ту русскую песню, которую пели тогда советские журналисты, приезжавшие к нам в джунгли, куда эвакуировали Ханойский механический завод.

– Неудобно, Лиен. Ты знаешь, ведь мне медведь на ухо наступил, а если запою – пойдет и в Ханое снег!

– А мы ведь потом разучили ту песню, – улыбнулась Лиен. И запела:

Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля…