Indrik_2011_Yugoslaviya

Апофеоз «священного эгоизма» и его последствия. Тем веременем наступал 1915 год - год вступления в войну Италии, Болгарии и крушения Сербии. Год, показав-ший всю тщетность надежд на скорый конец боевых действий и лишь разогнавший обороты европейской мясорубки. Однако начало его застало сербов в обманчивом ожидании близкого мира. Блестящая зимняя победа, одержанная ими в Колубарской битве, в совокупности с военными успехами союзников на других фронтах, давали, как казалось в Нише, основания верить в скорое окончание войны.

Ожидая его, Сербия по-прежнему была готова уступить требованиям союзников -в смысле удовлетворения болгарских притязаний в Македонии - в обмен на гарантию будущего решения проблемы югославянских земель Австро-Венгрии в благоприятном для себя духе. Британский ученый и общественный деятель, поборник «югославянского дела», Джордж Тревельян писал в январе 1915 г. на родину из Софии о своем (вместе с Генри Уикхем-Стидом) пребывании в Нише и контактах с сербским руководством: «Вообще, мы можем сказать на основании многочисленных переговоров с сербами, начиная от наследника престола и до менее высокопоставленных лиц, что, чем больше заходит речь об экспансии в сторону Адриатического побережья и образования Югославии, тем более готовы сербы уступить Македонию - и последнее лишь по дружественному настоянию великих держав, являющихся ее союзниками»²⁶.

А ситуация в Европе, между тем, в корне менялась, и Сербию ожидал отнюдь не скорый мир, а тяжелейшие испытания.

К февралю военные приготовления Италии продвинулись настолько вперед, что начальник Генерального штаба генерал Луиджи Кадорна мог заверить правительство, что уже к середине апреля итальянская армия будет достаточно подготовленной для участия в войне. Оно, в свою очередь, сочло момент благоприятным для обращения к государствам - членам Тройственного согласия с предложением военного содействия, тем более что русские победы в Карпатах, как казалось, предвещали окончательный разгром австро-венгерских войск, а подготовка союзников к форсированию Дарданелл зашла достаточно далеко. Опасаясь, что Антанта сама, без помощи Италии, покончит и с Турцией, и с Австро-Венгрией, в Риме решили не терять времени и «впрячься» в союзническую военную колесницу.

В союзных столицах (в Петрограде, правда, в меньшей степени, чем в Лондоне и Париже) весьма благосклонно встретили предложение Рима о военном сотрудничестве, и переговоры об условиях вступления Италии в войну начались. 9 марта 1915 г. посол Италии в Лондоне маркиз Империали вручил сэру Эдуарду Грею меморандум с требованиями своей страны. В части, нас касающейся, документ предусматривал передачу ей почти всей Далмации до реки Нарента (Неретва) и островов к северу и западу от нее. Вопрос о будущей принадлежности адриатического побережья Хорватии и Герцеговины Рим требовал передать после войны «на решение Европы». К данным территориям, судьба которых должна была решиться позднее, меморандум относил: «В нижней Адриатике - все побережье от реки Нарента до реки Дрина, в верхней Адриатике - все побережье между бухтой Волоски на границе Истрии и северной границей Далмации»²⁷.

При соблюдении этих условий правящие круги Италии милостиво соглашались «не возражать» против раздела Северной и Южной Албании (из Центральной с портом Дур-рес (Дураццо) предполагалось создать квази-независимое мусульманское государство, а порт Влеру (Валону) с прилегающим хинтерландом просто аннексировать) между Сербией, Грецией и Черногорией, причем все потенциальное сербско-черногорское побережье подлежало бы демилитаризации²⁸.

Такие территориальные «прикидки» римского кабинета находились в вопиющем противоречии с принципом самоопределения наций, главным поборником которого, по словам Саландры, Италия считала себя²⁹. Население Далмации насчитывало примерно 633 тыс. человек; из них итальянцев было всего 18 тыс. За исключением Задара (итал. Зара) там не было ни одного города с итальянским большинством. Однако все это мало смущало итальянских политиков, страстно желавших воплотить в жизнь план «полного господства» в Восточной Адриатике, что исключило бы всякую возможность овладения «австрийским побережьем какой-либо другой морской державой»³⁰. Что ж, не так уж и не права была русская дипломатия, быстро разгадавшая «тенденции римского кабинета заменить Австрию на Балканах»³¹. Как видим, геополитика властно диктовала свою волю принципам, вовсю торжествовал «двойной стандарт».