Indrik_2011_Yugoslaviya

Но если говорить в целом, то зимой 1941/42 гг. и в начале весны 1942 г. в развитии движения, возглавляемого компартией, преобладающим образом сказалась установка верхушки КПЮ на определенную классово-революционную заостренность. Это выразилось в обозначившемся, как его потом назвали, «левом уклоне», который в течение упомянутого времени особенно дал о себе знать в Черногории, ряде районов Герцеговины и отчасти Восточной Боснии, т.е. там, где тогда были сосредоточены основные партизанские силы. Он проявился как в пропаганде, развернутой на местах организациями КПЮ, партизанскими частями, народно-освободительными комитетами, их политическим активом, так и - что было еще важнее - в практических действиях среди населения, предпринятых упомянутыми структурами. В пропагандистской сфере «левый уклон» характеризовался выдвижением лозунгов борьбы против «капиталистических элементов», «богатеев», «кулаков», которые, согласно этим лозунгам, являются в силу своих социальных и политических устремлений «классовыми противниками» народно-освободительного движения. И потому его прямыми или потенциальными врагами, «пятой колонной» оккупантов, прооккупационных администраций и, как особо подчеркивалось, четников, вместе объединившихся в общем «антинародном фронте». А в области практической политики подобная пропаганда сопровождалась массовыми репрессивными мерами против тех, кого относили к указанным категориям «капиталистических элементов», «кулаков», лиц, «враждебно настроенных», подозреваемых в качестве реальных или потенциальных участников «пятой колонны». У этих людей, нередко включая и их семьи, экспроприировали имущество, отбирали, а чаще сжигали дома. Их самих арестовывали, во многих случаях убивали («ликвидировали»). Сплошь и рядом подобным репрессиям подвергали в отместку и тех, чьи близкие родственники, особенно главы семей, служили в коллаборационистских администрациях и воинских частях или были участниками, а тем более принадлежали к командному составу четнических, равно как любых иных вооруженных формирований, боровшихся с партизанами либо как-то противостоявших им⁴⁵.

Исходя из имеющихся до сих пор результатов рассмотрения данной темы в историографии, трудно с точностью определить, насколько «левый уклон» был обусловлен тем, что сами установки руководства КПЮ, несмотря на их отмеченную выше некоторую двойственность, больше содержали нацеленность на социально-революционную радикализацию линии народно-освободительного движения. А насколько он явился следствием того, что кадры партии, СКМЮ и примыкавшего к ним остального политического актива на местах, в партизанских частях были предрасположены к революционному радикализму, уже до того в значительной мере присутствовавшему в конкретной практике движения. И потому именно так воспринимали директивы, спущенные коммунистическим руководством. Но какая бы из названных причин ни превалировала, директивы, в конечном счете, оказались в тогдашней непосредственной реальности важнейшим импульсом и катализатором развертывания «левого уклона».

Большое влияние на распространение «левого уклона» оказало происходившее в конце 1941 - первые месяцы 1942 г. на упомянутых выше территориях обострение отношений и ставшее набирать обороты прямое столкновение между партизанами и теми возникшими как антиоккупационные или нацеленные против режима НГХ местными сербскими / черногорскими отрядами, которые находились вне коммунистического контроля и уже раньше проявили тяготение к четническому движению.