Милошевич сумел создать единый национальный фронт внутри Сербии, объединить не только официальные силы, но и большую часть оппозиции. Он стал фактически и властью, и оппозицией. Однако этот союз не был прочным. Если Милошевич предлагал, по сути, возвращение к Югославии к периоду до конституции 1994 г., то Чосич и многие оппозиционеры уже эволюционировали от позиции переустройства Югославии до идеи союза сербских земель. Как отмечает Д. Йович, замена в Сербии карделевского дискурса двумя другими в конце 1980-х годов (один из них персонифицировался с Милошевичем, а другой - с Чосичем) означал конец карделевской Югославии68
.Направляемый Милошевичем националистический бум в Сербии наталкивался на рост национализма в северо-западных республиках - в Словении и Хорватии. Особенно это касалось Словении, где власти открыто поддержали албанских сепаратистов в Косове. Попытка Милошевича направить в конце 1989 г. в Любляну 100 тыс. сербов для проведения там «митинга истины» о положении дел в Косово была расценена словенским руководством как новое доказательство стремления сербов расширить свое влияние на всю Югославию. Служба безопасности Словении не допустила проведения митинга, что привело к бойкоту словенских товаров в Сербии.
Еще раз подчеркнем, что национализм бурно расцветал во всех югославских республиках без исключения. В этой связи представляется крайне односторонним часто встречающееся в историографии обвинение во всех югославских грехах одного Милошевича. Так, например, английский исследователь Р. Крэмптон пишет, что после прихода Милошевича к власти в Сербии в 1987 г. история Югославии по большей части представляла собой противодействие югославских республик и народов ему самому и его политике69
.Однако, по справедливому утверждению того же Д. Йовича, в 1988-1990 гг., Словения являлась не менее важным фактором югославской политики, чем Сербия. Словения была самой гласной защитницей «уставобранительства» точно так же, как Сербия наиболее активно отстаивала «уставореформаторство». Словенский национализм был таким же сильным, как сербский. Как и в Сербии, словенское руководство постепенно становилось все более терпимым к своей оппозиции и, в конце концов, в республике образовался своего рода всесловенский блок. Как и в Сербии, словенские коммунисты смогли стать одновременно и властью, и оппозицией. К концу 1989 г. словенский партийный лидер Милан Кучан имел почти абсолютную поддержку словенцев, а Слободан Милошевич - сербов. Но их взгляды на будущее страны были диаметрально противоположными70
. Уже в это время руководство Словении посылало своих эмиссаров в Западную Европу. Их задачей был зондаж почвы на случай отделения республики от Югославии71.Сербия по-прежнему настаивала на изменении конституции СФРЮ, а затем на этой основе - внесении изменений и в республиканские основные законы. Хотя, как упоминалось, она уже начала производить изменения в отношении своих автономных краев. Позиция Словении была противоположной: не трогать союзную конституцию до принятия новых, республиканских. Однако направленность возможных изменений в республиканских конституциях настолько расходилась, в частности, в тех же Сербии и Словении, что было ясно: достичь после этого консенсуса о союзной конституции -нереально.
В такой ситуации Любляна решила поставить своих оппонентов перед свершившимся фактом. В конце сентября 1989 г. в Словении были приняты поправки к республиканской конституции. В Сербии их посчитали грубым нарушением конституции СФРЮ и началом отделения от Югославии. Аналогичным было мнение и союзных государственных и партийных органов власти72
. Однако в условиях общеюгославского хаоса это не имело никаких последствий.В марте 1989 г. было сформировано новое союзное правительство. На пост премьер-министра (единственно оставшийся общеюгославский пост, который не замещался по очереди) был назначен известный экономист-практик из Хорватии Анте Маркович. Он заявил, что правительство может работать и без разваливавшейся компартии. Более того, распад партии, всегда вмешивавшейся в экономику, казалось, развязывал премьер-министру руки.