Индукция страсти

– К сожалению, это так. И из-за этих инстинктов мне приходится терпеть ещё несколько миллиардов людей, хотя я бы предпочёл изолировать низший ум от высшего, разграничить слои общества ещё чётче, но меня бы осудили и обвинили в предвзятом отношении к бедному и рабочему классу. Никто бы недослушал моих заключений, в которых я бы упомянул о том, что именно сословия, стоящие ниже нашего, имеют потенциал. Но я ведь подающий надежды пэр Англии и не имею права считать их за людей, не так ли? А я лишь хотел донести то, что зло живёт не внизу, оно над нами. Если и нужно чего-то бояться, то поднебесной, где и совершаются самые жестокие вещи, уж я-то о них не понаслышке знаю, чем и наслаждался последние два года. Вот это и есть мой секс, моё возбуждение и интерес. Теперь тебе стало понятнее, занимался ли я сексом и уподобился ли тем, кто считает женщину единственным источником наслаждения?

Во взгляде моего собеседника сквозит абсолютное непонимание человеческой речи, точнее, моей, и так было всегда. Мой склад ума кажется странным для многих, но без него я никогда бы не работал там, где решается судьба человечества. Это, благодаря мне и похожим на меня индивидам, сглаживаются углы в международных конфликтах. Нас называют по-разному: послы, секретная служба, мафия, наёмники. Но нет, всё намного проще, мы часть правительства. Мы и есть поднебесная, хотя развелось в ней уж очень много грязи. Хотя меня это не волнует. Меня, вообще, в этом мире мало что волнует, кроме задач, которые мне ставят, и которые я ставлю себе сам. Вот это не скучно.

– То есть женщины у тебя не было, – отвлекаюсь от окна и недоумённо поворачиваюсь к Декланду.

– Что? При чём здесь женщина?

– Мы разговаривали…

– Я завершил разговор ещё десять минут назад, и уже потерял всякий интерес к этому. Я не задерживаю бессмысленную информацию в своей голове и тебе желаю делать то же самое.

– Надеюсь, что ты не испортишь праздник, – его тяжёлый вздох меня раздражает. Меня так утомляет, когда люди, не получив желаемого, являют наигранное и видимое разочарование в своих мечтах. А это именно так, и жутко выводит меня из себя.

– Праздник? – Переспрашиваю его, пока в голове перебираю разговоры с родными за прошедшие полгода, затем год, два… ничего. Никто не упоминал о празднике.

– Всё, ты спёкся, парень. А для чего, по-твоему, ты сейчас находишься в Лондоне?

– Задание завершилось, всё урегулировано, и моя работа теперь здесь, – чётко отвечаю ему.

– Тебе никто не сказал, что Таддеус подал прошение о твоём возвращении? – Искренне удивляется он.

– Отец. Конечно, я должен был догадаться. Ему не понравится, если я стану кем-то большее значимым для страны, чем когда-то был он. Бесспорно, он обожает разрушать всё, чего желал бы я, – дёргаю головой и закрываю на секунду глаза, дабы побороть недовольство. Это нормально в понимании моего отца, ведь я старший, и должен быть рядом с ним, сидеть у его ног, словно домашняя комнатная собачка, а лучше – как чучело, коих он обожает собирать. Да, особой любви я к нему не испытываю, потому что любовь – это тоже отклонение, а у меня их нет. Хотя нежные… нет, не так, я уважаю маму и отчасти отца, но вот его внедрение в мою жизнь меня тоже сильно и глубоко нервирует.

– Парень…

– Мне тридцать четыре, прекрати обращаться ко мне, словно к безграмотному малышу, который жизни не видел, – хмуро перебиваю его.

– Ладно, Эйс, так лучше? – Ехидно улыбается, отчего я закатываю глаза и фыркаю.

– Не злись на него. Таддеус всегда желал тебе только хорошего. Он ни разу не обвинил тебя в том, чем ты занимаешься и как живёшь, хотя причин это сделать было достаточно. Ты одинок и полностью сосредоточен на работе, а это губительно. Для тебя особенно, поэтому прекращай наговаривать на отца. Немного смягчись, у него юбилей, пятьдесят лет, и он желает видеть своего любимого сына, свою гордость и надежду рядом с собой в кругу семьи и друзей. Это событие для него особенное, как и ты. К тому же после последних месяцев он впервые покажется на людях.

– С каких пор отец не демонстрирует своё богатство и власть на глупых приёмах?

– С тех пор как ушёл в отставку.

– Что? Он не мог этого сделать. Работа для него – жизнь. Нет, она для него всё, это я выучил с детства. Он даже мать так не любил, как работу. И я пошёл по его стопам, потому что он этого хотел, но всё же, перешёл в другой отдел, чтобы не видеть его скучного лица каждый день.

– Он устал и сейчас планирует отдохнуть. Поэтому тебя и вернули. Когда половина жизни, а порой и больше, пролетает, то понимаешь, что потерял самое ценное. Семью. Предполагаю, он организовал праздник для этого, чтобы воссоединиться и уделить больше времени вам, своим детям.

Скептически смотрю на Декланда и не верю. Хотя он не лжёт, нет никаких видимых признаков, но я чувствую подвох. Возможно, отец что-то задумал и обманул своего друга, коим считал мужчину, сидящего рядом со мной, чтобы тот никак не продемонстрировал мне ложь. А я легко вычисляю, когда человек говорит правду, а когда нет. И сейчас Декланд совершенно искренне верит в слова отца.