Читаем Индустриализация полностью

Индустриализация

В июле 1935-го он заявит «Известиям»: «Писателю трудно плодотворно работать, живя преимущественно в Москве… Придя к убеждению о необходимости переменить обстановку, я решил уехать на Дальний Восток. Дальневосточный край — почти моя родина… Я решил не покидать родной прекрасный край, остаться в Дальневосточном крае, в Москву наезжать изредка». Позже он так отзовется об этом периоде своей жизни: «Совершенно свободный, несколько «разочарованный», что меня красило, — я вернулся на родину с намерением навсегда остаться в крае».

А вот теперь я возвращаюсь к тому вопросу, с которого начал эту главу – вы точно уверены, что демонстративный разрыв Фадеева с группой Авербаха был совершен из карьерных побуждений?

Можно спорить о его писательском таланте, но дураком-то он точно не был, и его административные способности никто не отрицает. Неужели он не мог просчитать последствий тогда, в 1932-м? Зачем было так подставляться, предсказуемо вызывая огонь на себя?

Сразу скажу – у меня есть своя версия ответа на этот вопрос, но я ее изложу уже в третьем томе своего романа, который будет называться «Двинулись земли низы. Террор».

А здесь, на прощание, только намекну.

Наступало страшное время.

Реально страшное.

На западе его называют Большой Террор, а в России достаточно одних только цифр – 1937 год.

Поступок Фадеева объясняется тем, что он еще тогда, в 1932-м, ясно понял – к чему все идет. С писателями такое бывает.

А поэты, которые настоящие, божьей милостью – те вообще напрямую с мировым эфиром общаются, поэтому иногда знают будущее лучше любого авгура.

Владимир Луговской, как мне кажется, все понял еще в 1928-м, когда написал свою знаменитую «Дорогу».

Этим его стихотворением я и закончу вторую книгу, чтобы им же начать третий том.

Дорога идет от широких мечей,

От сечи и плена Игорева,

От белых ночей, Малютиных палачей,

От этой тоски невыговоренной;