Индустрия Холокоста

Н. Ф.: В США не было никакой общественной реакции, во всей Америке появились лишь две рецензии на мою книгу. Что же касается реакции в других странах, то я хотел бы сказать следующее. Я руководствуюсь двумя желаниями. Во-первых, оставаться верным памяти о страданиях моих родителей. И я могу сказать: жертвы нацистских преследований очень рады, что вышла моя книга. Я говорил со многими из них. Они сказали мне: ты наконец дал публичную отдушину нашему гневу, вызванному тем, что индустрия холокоста использует нас в своих целях. Но я ставил перед собой и научную задачу: книга должна была быть верной с фактической стороны. Самый авторитетный в мире специалист по нацистскому холокосту, Рауль Хильберг, дал три интервью о моей книге. И во всех трех случаях он сказал со всей определенностью, что книга написана основательно, и выразил лишь одно пожелание: чтобы я больше написал по самой теме. Это для меня главное: что думают о моей книге настоящие жертвы преследований и что говорят о ней авторитетные ученые. А что думает об этой книге индустрия холокоста, мне совершенно безразлично.

Т. Ш.: Самое худшее обвинение, какое только может быть предъявлено ученому, это обвинение в небрежности. Пауль Шпигель утверждает в интервью газете "Райнише Пост", что Ваша книга "написана халтурно и полна ошибок". Как и Рафаэль Зелигман, он упрекает Вас в том, что Вы работаете с неверными данными о числе евреев — жертв холокоста и о числе выживших. Можете ли Вы точно сказать, каким путем Вы пришли именно к таким цифрам?

Н. Ф.: Это область, где требуются специальные знания. Я не утверждаю, что обладаю такими знаниями. Я просто воспроизвел стандартные цифры еврейских историков нацистского холокоста. Я назвал цифру Леонарда Диннерштей-на, автора образцового труда о переживших нацистский хо-локост. Он пишет, что 60000 евреев выжили в лагерях смерти, но 20000 из них умерли в первую неделю после освобождения. Я назвал цифру Генри Фридлендера, тоже авторитета в этой области, кстати, пережившего Освенцим. Он говорит о 100000 выживших. Конференция по притязаниям с наглостью, граничащей с отрицанием холокоста, утверждает, будто 700 000 еврейских рабов пережили войну. Если столько их выжило, значит, действия нацистов были не очень эффективными. Но я думаю, они были очень эффективными. Моя мать часто говорила мне: "Норман, ты этого не понимаешь, — выжила только горстка".

Т. Ш.: Вы отвергаете тезис, что холокост — уникальное событие в истории. Выдвигая эту идею, Вы бросаете вызов не только еврейскому истеблишменту в США, но и становитесь в оппозицию немецким историкам.

И. Ф.: Скажу сразу: идея, будто нацистский холокост беспримерен, несравненен и не связан с остальной историей, — это не научный тезис, а чистой воды шовинизм. Если вы с самого начала говорите, что его нельзя ни с чем сравнивать или что сравнение — форма отрицания холокоста, вы говорите уже не об истории, а о религии или шовинизме, этническом шовинизме. Так выглядит дело с еврейской стороны. Что же касается немецкой стороны, то я уважаю стремление немецких историков защитить уникальность нацистского холокоста. Я понимаю их и вижу в этом нечто, достойное уважения. Они ни в коем случае не хотели бы приуменьшить преступления нацистского режима. Но я хотел бы внести два дополнения. Пункт первый: они не имеют права забывать об инвалидах и цыганах. Пункт второй: я считаю, что с определенного момента подчеркивание немцами уникальности холокоста превращается в перевернутую форму шовинизма, примерно такую: именно мы совершили самое страшное преступление. В неудачной книге Даниэль Гольдхагена есть одна фраза, с которой я согласен. Он говорит: "Филосемиты — это антисемиты в овечьей шкуре". Я согласен с этим всей душой. Я не люблю ни филосемитов, ни антисемитов. Я хотел бы, чтобы люди обращались со мной как с обычным человеком. В последнее время меня преследует мысль, что кое-кто из этих политически корректных историков, которые настаивают на абсолютной уникальности нацистского холокоста, принадлежат к семейству филосемитов. А это своего рода шовинизм наоборот, который я не люблю. Я считаю, например, что предусмотренный соглашением о компенсациях тем, кого использовали на принудительных работах, фонд будущего в размере 350 млн. долларов для изучения холокоста, на котором сидит Конференция по еврейским притязаниям, будет давать деньги лишь тем, кто будет писать о холокосте политически корректные вещи. Если бы я попросил деньги из этого фонда, я уверен, на следующий же день получил бы по почте отказ. И я считаю, — заявляю это со всей ответственностью, — что нападки некоторых немцев на мою книгу и защита ими Конференции по еврейским притязаниям имеют под собой чисто денежную подоплеку.

Т. Ш.: Вы не первый еврейский интеллектуал, который ставит под сомнение распространенную (назовем ее эссенциалистской) теорию холокоста. До вас это уже сделал Питер Новик, который исследовал ее влияние на еврейскую политику в США и Израиле. Была ли Ваша книга задумана скорее как вклад во внутриеврейские дебаты?