Иней на пальмах

И тут же, не откладывая ни на минуту, я начал вспоминать самое начало моей истории — те дни, когда, отчаявшись, я опустил руки и решился продать серый костюм.

Часть первая

Глава 1

Когда я продал серый костюм, мне стало легче на душе. Серый костюм был порогом, отделяющим меня от нищеты. В костюме я мог еще надеяться, спрашивать, тревожиться, искать, вспоминать давно забытые знакомства, ссылаться и доказывать, я мог еще барахтаться в тине задних дворов и меблированных комнат с запахом жареной трески и стирального мыла. Теперь без приличного костюма оставалось только одно: сложить руки и спокойно идти на дно.

Разве я не искал работы? Я состоял на учете в четырех конторах по найму. Каждый день приходил я отмечаться во все четыре. Я дежурил по ночам у дверей типографий, чтобы раньше всех прочесть объявления в утренних газетах. Я звонил по всем телефонам, какие только сохранились в моей записной книжке, — давно забытым друзьям детства, коллегам по учению и футболу, товарищам из саперной роты. Друзья, коллеги и товарищи с трудом вспоминали, кто я такой, а затем минуту-две сочувственно вздыхали в трубку:

— Да, да, трудные времена. Я сам четвертый месяц без работы. Ах, тяжело сейчас строителям. Кризис — нигде ничего не строят. Плохо, плохо!

К сожалению, я и сам знал, что с работой плохо. Чтобы услышать об этом, не нужно было тратить никелевую монету на телефон.

Пока у меня был костюм, я мог еще, не слишком часто, правда, обедать у родственников. Ожидая, пока накроют на стол, я с удовольствием грелся на кухне и без удовольствия, но вежливо выслушивал добрые советы:

— Следовало раньше об этом подумать, — говорила практичная тетя Берта. — Надо было копить сбережения. Купил бы ферму, завел коровку, пил бы свое молочко, горя не знал.

— Ты сам виноват, — глубокомысленно замечал дядя Хонни, — куда тебя понесло из армии? А теперь где же найти работу? Все ищут.

Кузен Гарри тоже добавлял что-нибудь полезное.

— Вчера я видел этого шалопая — Дюрока младшего, — говорил он. — Представь себе, женится на наследнице Вандергофа. А зачем ему миллионы Вандергофа? У него своих восемнадцать.

— Девятнадцать, — поправлял дядя Хонни, как будто он лучше всех знал, что лежит в сейфах богачей.

— Найти такую девушку и никакая работа не нужна, — вздыхал Гарри. — Чем мы хуже Дюрока? Такие же люди — две руки, две ноги… Бар открыть тоже неплохо… или завести плантацию в Бразилии.

Я терпеливо слушал, ожидая, когда на стол подадут суп. Советы были хорошие. Вся беда, что у меня не было капиталов на ферму, плантацию или бар. Впрочем, у моих родственников тоже не было капиталов. Дядя Хонни служил кассиром в пивном баре О'Хара и всю жизнь с завистью рассказывал, сколько зарабатывает хозяин на пивной пене и официанты, обсчитывая пьяных. Кузен Гарри как свободный предприниматель работал на того же О'Хара (наиболее влиятельное лицо в нашем округе) при усмирении пьяных драк, рабочих забастовок и во время президентских выборов. Единственным капиталистом в семье была тетя Берта. В комоде, в старом чулке, у нее хранилась вместе с юношескими письмами дяди Хонни стодолларовая акция Серебряных рудников Никарагуа. По вечерам, вымыв посуду, тетя Берта надевала очки, подвязанные веревочкой, и внимательно читала газету, разыскивая известия из Никарагуа. Но телеграммы не утешали ее: положение в республике было неустойчивым. Правительства менялись, как картинки в волшебном фонаре. Новые президенты объявляли старых узурпаторами и расстреливали их без суда. Серебряные котировались ниже номинальной стоимости. Вздохнув, тетя Берта прятала газету. Она не теряла надежды разбогатеть. Ведь стал же миллионером какой-то бездельник, одолживший Форду сто долларов. Об этом написано во всех букварях.

Проглотив котлеты тети Берты с приправой из советов и жалоб, я отправлялся в очередную контору. Впрочем, если вы когда-нибудь искали работу в городе Небоскребов, вы сами знаете, какое это веселое дело.

Вот вы стоите у порога конторы. Вы поправляете галстук и пробор, старательно откашливаетесь, чтобы голос ваш звучал непринужденно и внушительно. Вы обмахиваете ботинки носовым платком (зачем отдавать свой завтрак чистильщику, когда есть носовой платок, который можно выстирать под краном). Затем вы стараетесь придать лицу небрежное выражение. Вы не безработный, просто, случайно гуляя, вы зашли поговорить по-дружески с директором. Теперь предстоит решающая минута. В течение минуты вам нужно доказать, что фирма без вас обречена на банкротство.

— Работу? — рычит клерк за стойкой, — и откуда вас столько берется? Нет у нас работы, идите.

Он даже не смотрит на ваш галстук, пробор и напрасно вычищенные ботинки.

В некоторых конторах мне смеялись в лицо: «Работа? Да ты, парень, я вижу, шутник. Откуда теперь работа? У нас кризис, можешь прочесть об этом в Вечерней газете».

И я краснел, извинялся и выходил за дверь оплеванный, чувствуя себя, как нищий, который в первый раз встал на перекрестке со шнурками для ботинок.

— Купите шнурочки у бездомного. Подайте работы на кусочек хлеба.