Инъекция страха

«Нужна случайность, – понял Андрей. – Тщательно организованная случайность. Лучше всего „забыть“ рецепт где-нибудь на видном месте, чтобы мать сама нашла, а рядом аннотацию с подчеркнутыми избранными местами – и посмотреть, каков будет результат, послушать, каков будет ответ…»

– Что ж тебе все-таки папа рассказал? – поинтересовался он, отдаваясь течению. – Я помню твои глазищи – впереди себя их несла. И каждый размером с ложку.

Мать вновь смутилась. Очевидно, не ожидала возврата к этой теме. Уронила на сына растерянный взгляд:

– Андрюша, да я не очень-то и вникала…

– Я слышал, как он шипел – мол, донеси на меня, если хочешь, – помог Андрей.

– Это он про подписку.

– Чего?

– Ну, про то, что всю жизнь по подписке живет.

Сначала Андрей не вник – как и мать. По какой-такой подписке? На газеты и журналы? Он поднял голову и посмотрел ей в глаза – она отвернулась, деревянно улыбаясь. И тогда он врубился. Именно врубился, другого глагола не подобрать. Въехал в ситуацию.

– Не «по подписке», а «на подписке», – неловко поправил он.

Неловкость была жуткая, губ не разжать, пальцы не расцепить, глазами не встретиться.

– Значит, ты понял?

– А что тут понимать? Ну, работал человек стукачом, подумаешь.

– Не надо так, это же твой отец…

– Слушай, мама, – сказал Андрей излишне раздраженно, – ты думала, что я в обморок от удивления упаду? Или начну отрекаться от своих родных и близких? Стукач – нормальное советское слово, ничего плохого, по-моему, в нем нет. Тем более, позорного.

– Только не говори папе, что я тебе все рассказала! – неожиданно взмолилась мать.

Неловкости уже не осталось. Зато раздражение возросло.

– Я вообще забуду об этом через пять минут! – Андрей встал. Дальнейшее он произносил стоя. – Успокойся, лично я ничего не имею против. Мы же взрослые люди. Он двадцать лет в профсоюзах провертелся, карьеру пытался построить, пока профсоюзы не развалились, а его из Главка не поперли. Разве можно было работать замом председателя ТАКОГО профкома и не сидеть на подписке в КГБ? Я бы на его месте тоже согласился, если бы мне предложили. Деваться-то некуда.

– Наверное, да. – Мать с готовностью кивала каждой новой порции звуков, подаренных ей сыном. – Правда, он говорит, что этот Витя ему уже полтора-два года не звонит.

– Какой Витя?

– Ну, я не знаю… начальник, который ему встречи назначал.

Андрей вспомнил. Действительно, время от времени отцу звонил незнакомый мужской голос, и если того не было дома, на обычный вопрос «что передать?», так и просил, мол, скажите, что приехал Витя. И как же корежило физиономию отца, когда ему передавали информацию о звонке! Он неизменно объяснял, что это по работе, что курьер-командировочный опять прибыл из Москвы, после чего срывался из дома и мчался на встречу. Вот тебе и «командировочный»…

– Этот Витя называется «куратором», – не смог сдержать брезгливости Андрей. Почему-то он представил себе пьяного друга Сашу. – Офицер какой-нибудь. А папа – его агент. Брось, мама, не переживай, я серьезно говорю – ничего здесь плохого нет. Значит, полтора-два года его не дергали?

Мать смахнула с ресниц что-то невидимое:

– Да… – Глаза ее чуть поблескивали. В уголках выступила предательская влага. Ее неловкость никак не стряхивалась со сгорбленных плеч.

Андрей, наоборот, еще больше распрямился:

– Правильно, столько же времени назад его и поперли по сокращению штатов. Все в этом мире взаимосвязано, как выражается один мой знакомый кэгэбэшник.

– Твой знакомый? – вскинулась она. – У тебя тоже?

– Я имел в виду Сашу, успокойся. Вот ты думаешь, почему папа смог выхлопотать для бабы Ули отдельную квартиру? Ту, в которой вы сейчас живете? Или как он получил дачный участок в Токсове? И машину, кстати, разве можно было три раза менять – вне очереди? Во времена застоя, мама, были свои правила жизни.

– По профсоюзной линии, – неуверенно возразила мать.

– Брось, он же не был «шишкой». И вообще, удалось бы ему пройтись ножками по этой «линии», не будь он стукачом, как ты думаешь?

Она все кивала. Улыбка на ее лице дергалась – вероятно, была плохо закреплена. Странное дело, мама с таким упорством оберегала сына от страшной тайны отца, а в результате именно сын искал и находил слова утешения.

– Непонятно только, с чего вдруг он перед тобой «раскололся»? – спросил Андрей.

Разговор влекло течением. Река стала широкой, движение замедлилось, убаюкивая усталый мозг легкой качкой. Нестерпимо хотелось спать. Спросить-то Андрей спросил, хотя ответ на этот последний вопрос его уже не интересовал. «Все из-за подопечной, ага… Папа, оказывается, далеко не всегда тратил время на нее… Частенько с Витей, но сказать не имел права… А мы думали – с ней… Не выдержал, психанул…» Очередная разгадка заняла свое место на витрине. Экспонат под номером семь. Или восемь? Не пора ли начать считать свалившиеся на тебя разгадки? И сколько их еще осталось собрать, чтобы коллекция была полной?.. Монолог матери подошел к концу: «Может, он наврал про подписку и про встречи с Витей, чтобы от него отстали? „Почти как дочь“ никуда не делась за эти два года…»