Инерция страха. Социализм и тоталитаризм

Я все-таки думаю, что инстинкт смерти (если он и сущест­вует) здесь ни при чем. Разрушительные и тоталитарные аспек­ты социализма, которые мы наблюдаем в истории, представля­ются мне не ядром этого явления, а его оболочкой, шлейфом, который можно и обрубить, если понять его происхождение. Каково же ядро социализма? Я утверждаю, что оно имеет ту же природу, что все великие религии, давшие начало великим цивилизациям прошлого и настоящего. Социализм — религия будущей глобальной цивилизации, той цивилизации, которая рождается сейчас в муках.

Уподобление социализма религии — мысль сама по себе не новая. Их сходство слишком бросается в глаза, чтобы не обра­тить на него внимания. Но на протяжении более чем ста лет оно неизменно воспринималось со знаком минус: как социа­листами, так и людьми религиозными. Максимум, на что пошли христиане, это соединить христианскую идейную основу с уме­ренно-социалистической политической программой, что лишь подчеркивает противопоставление социализма религии. Социа­листы приходили в ярость, когда им указывали на сходство социализма с религией. Я же провозглашаю это сходство со знаком плюс. 

Религиозное чувство

Я уже говорил об иерархии целей в поведении высших живот­ных и человека. С точки зрения внешнего наблюдателя, достиже­ние животным различных целей, составляющих эту иерархию, необходимо для продолжения существования и размножения, то есть, в конечном счете, для продолжения существования вида. С субъективной точки зрения, процесс достижения целей связан с эмоциями. Детали кибернетики эмоций нам не извест­ны. Мы знаем только, что невозможность достижения цели, которая каким-то образом уже вписана в иерархию, в план, порождает отрицательную эмоцию, а достижение цели — поло­жительную. При достижении различных целей, например, насыщении, удовлетворении полового инстинкта, победе над противником и т.д. возникают различные эмоции. Тот факт, что эмоции вызываются целями различных уровней, а также разнообразие эмоций и некоторые данные о строении нервной системы заставляют сделать вывод, что эмоции — весьма древнее и общее явление. Вероятно, не будет ошибкой сказать, что каждой цели соответствует своя эмоция, и разнообразие эмоций отражает разнообразие целей.

Вспомним теперь об отличии в механизме образования иерархии целей у человека и животных. Для животного высший уро­вень иерархии — "Высшая Цель" — представляет собой совокуп­ность фундаментальных инстинктов. Этим инстинктам соот­ветствуют наиболее фундаментальные эмоции. У человека мы находим способность социально обусловленного конструиро­вания наивысшего уровня иерархии целей. Теперь зададим се­бе такой вопрос: если механизм эмоций заложен глубоко в структуре центральной нервной системы, то не следует ли ожи­дать, что в процессе метасистемного перехода, превратившего животное в человека, появление нового целевого аппарата должно было сопровождаться, в плане субъективном, появле­нием нового класса эмоций?

Я отвечаю на этот вопрос утвердительно и даю следующее определение: религиозным чувством я называю эмоцию, соот­ветствующую продвижению к Высшей цели.

В своей отрицательной форме эта эмоция проявляется как безотчетная тоска, когда ясно, что чего-то очень важного не хва­тает, а чего - непонятно. (Это одно из первых глубоко челове­ческих чувств.) В положительной форме эту эмоцию называют также ощущением присутствия Бога, мистическим чувством, просветлением, благодатью и другими именами. Но и в своей высшей положительной форме религиозное чувство не лишено привкуса тоски — ибо в отличие от физического голода, духов­ный голод неутолим до конца: можно продвигаться к Высшей цели, но достичь ее невозможно по определению. Существо, достигшее своей Высшей Цели, должно умереть, как лосось пос­ле икрометания.

Попытаемся проанализировать понятия, связанные с рели­гиозным чувством. Первое из этих понятий — понятие о смысле, то есть о смысле существования. Религиозность прежде всего понимается как наполненность существования смыслом, кото­рый делает осмысленным также и повседневные детали бытия. В свете данного мною определения религиозного чувства и взаимоотношения между высшими и низшими целями в иерар­хии этот аспект религиозности становится само собою понят­ным. Другой аспект религиозного чувства — то, что его всегда описывают как нечто "высшее" — также является очевидным следствием из нашего определения.